Ефим Курганов: Первые партизаны, или Гибель подполковника Энгельгардта

У деревеньки Ляхово Смоленского уезда Смоленской же губернии 28 октября 1812 года произошла грандиозная партизанская битва, уникальная для той войны.

Партизаны, нападавшие, как правило, ночью и с тылу, тут сошлись в открытом бою с частями сводной дивизии генерала Бараге д’Ильера.

Казачьи полки атаковали неприятеля, преследовали 15 верст, загнали в болото и уничтожили. При этом были захвачены обозы, транспорт с фуражом и провиантом и 700 кирасир. Артиллеристы из отряда Сеславина подорвали у неприятеля патронные ящики. Генерал Ожера, под началом которого находилось более тысячи человек пехоты и два эскадрона егерей, сдался партизану Фигнеру. Сеславин захватил одного генерала, шестьдесят одного обер-офицера и тысячу шестьсот пятьдесят солдат.

Партизанские партии Давыдова, Сеславина и Фигнера соединились у деревеньки Дубасищи ещё 24 октября, обнаружили сводную дивизию французов, призвали на помощь казачий корпус Орлова-Денисова и решили атаковать. Вот краткая предыстория этой грандиозной партизанской битвы.

Когда произошло соединение упомянутых отрядов, Денис Давыдов впервые сошелся в беседе со знаменитым партизаном и разведчиком Александром Самуиловичем Фигнером, и даже вышел у них весьма горячий спор.

Александр Самуилович, при всех блистательнейших военных дарованиях (и не только военных, кстати: он потрясающе владел не только французским, но и итальянским, польским, немецким, что позволяло ему под видом польского или итальянского офицера разгуливать по захваченной врагом Москве), был известен ещё и тем, что он расстреливал и вешал захваченных в плен захватчиков сотнями, и не знал пощады, действуя не по душевному порыву, а обдуманно.

И, кстати, поводом к встрече послужило то, что Фигнер бросился к Давыдову и стал просить, чтобы тот отдал ему своих пленных для «растерзания». Именно так и выразился.

Вот превосходнейший рассказ об этом самого Дениса Давыдова, бывшего не только «поэтом-партизаном», но и неподражаемым рассказчиком:

«Друзья мои, едва только Фигнер узнал об пленных, захваченных моими ахтырскими гусарами, как бросился просить меня, дабы я позволил растерзать их каким-то новым казакам его, кои, как говорил он, ещё не натравлены. Не могу выразить, что почувствовал я противуположности страшных слов сих с красивыми чертами лица Фигнера, с взором его — добрым, ласковым, приятным.

Но как припомнил я превосходные военные дарования его, отважность, предприимчивость, то с нескрываемым сожалением сказал ему: „Любезнейший Александр Самуилович! Прошу тебя, не лишай меня заблуждения. Оставь меня думать, что великодушие есть душа твоих дарований“.

Фигнер, не раздумывая, довольно резво и с весьма ехидною улыбкою заметил мне: „Господь с тобою! Да разве ты сам не расстреливаешь?“

Я ответствовал решительно и твёрдо: „Да, расстрелял двух изменников отечеству, из коих один был грабитель храма божия. Изменников да мародёров надобно изничтожать, но воинов, взятых в честном бою — мы не имеем такого права. И ещё, Александр Самуилович. Я прощаю смертоубийству, коему причина — заблуждения сердца огненного. Страсть к благу общему, часто вредная, но очаровательная в великодушии своём. И пока вижу в человеке возвышенность чувств, увлекающих его на подвиги отважные, безрассудные и даже бесчеловечные, — я подам, не раздумывая, руку сему благородному чудовищу и готов делить с ним мнение людей, хотя бы чести его приговор написан был в сердцах всего человечества! Но презираю убийцу по расчётам или по врожденной склонности к разрушению“.

Фигнер помолчал, а потом сказал, четко проговаривая каждое слово: „Как бы то ни было, я не стану обременять себя пленными. Так и знай. И ещё? Ты ведаешь, конечно, о судьбе незабвенного Павла Ивановича Энгельгардта, подло убиенного захватчиками земли нашей. Так вот, это был человек богатырской силы. Он хватал пойманного солдата или офицера „Великой армии“ и кидал в болото. Он самолично погубил не одну вражескую душу. И он был прав, ибо враг, преступивший рубеж России, обречен на гибель“».

Именно о Павле Ивановиче Энгельгардте и некоторых других первых партизанах 1812 года и пойдет речь в нижеследующем труде и прилагаемых к нему материалах.