Анхелес Мастретта - Возроди во мне жизнь

— Прощай, Андрес, — сказала я.

Скоро за тобой приедут, чтобы отвезти тебя в Сакатлан. Ты всегда хотел, чтобы тебя похоронили там, и Фито настроен тебе потакать. Как же ты уродлив! Видимо, ты навсегда останешься в моей памяти таким — с этой твоей миной. Она меня всегда убивала. Я бы все же предпочла видеть на твоем лице иное выражение; у меня слишком много хлопот, чтобы еще и переживать из-за твоей недовольной физиономии. Ты же, надеюсь, не хочешь, чтобы я повесилась от чувства вины? Ты слышал, что сказала Хосефита: без тебя мне будет намного лучше. О, как же мне не хочется идти на твои похороны; не сомневаюсь, что придется ехать в одной машине с Родольфо и всю дорогу до Сакатлана терпеть его общество. Ты будешь лежать в своем гробу, навсегда освободившись от этого наказания, а мне придется его выносить. Возможно, до конца дней. Когда же все это кончится? Лучше бы я никогда тебя не знала. Ты ведь был таким неотразимым и вскружил мне голову, когда я была совсем девчонкой.

Как ты заставлял меня смеяться, какой вызывал страх! Когда у тебя было такое выражения лица, я всегда боялась. С таким лицом ты угрожал убить Лолу. Мне-то какое дело, так ты сказал. И так во всем. Ты лишь хотел со мной трахаться, будто ничего не произошло. Что, не вышло? И кто же в этом виноват? Ты хотел, чтобы я тобой восхищалась, не переставала о тебе думать, пока ты творил ужасы? Хотел, чтобы я всё это приняла. Кем ты себя возомнил? Что ты никогда не оставишь меня в покое и будешь мучить, что я несмотря ни на что буду следовать за мужчиной, которому и так посвятила столько времени, что всю жизнь буду заниматься твоими детьми и женщинами? Ты этого хотел? Какое тебе дело до того, что думаю по этому поводу я, правда? Как думаешь, я доставлю им удовольствие и заграбастаю себе все деньги, чтобы они заявили, будто всегда знали, что я расчетливая сучка?

Или ты думаешь, что я собираюсь остановиться на полпути и воспользоваться любезным предложением Фито? Нет, Андрес, я собираюсь бросить клич и спросить, кто желает приобрести этот безобразный дом, кто претендует на те ранчо в горах, кому нужен дом в Санта-Хулии, а кому — в Ла-Мандарине, кому передать твой пай в совместном бизнесе с Хайсом, а кому — подпольное производство спирта; кому — арену для боя быков, а кому — кинотеатры и акции ипподрома, кому — большой дом в Мехико, а кому — твоих девочек. Ведь все это осталось без хозяина, Андрес, и все это нужно куда-то деть. Не беспокойся, я не собираюсь отнимать у твоей Ольги ее ранчо в Веракрусе, а у Канде — дом в Тесьютлане.

Я все же не сумасшедшая, мне не нужны чужие дома. Я хочу иметь свой собственный — не такой огромный, как этот; хочу, чтобы мой дом стоял на берегу моря, и я слышала рокот волн; хочу быть в нем хозяйкой, и чтобы никто мне не приказывал, не руководил и не критиковал. У меня будет дом, где я смогу вспоминать о счастливых минутах. О твоем смехе в тот далекий вечер, о наших верховых прогулках, о том дне, когда мы сели в «форд» и на полной скорости помчались в Мехико. Это была наша первая поездка в Мехико. О той ночи, когда ты сказал: «Позволь мне тебя раздеть» и начал медленно снимать с меня одежду, а я смотрела на тебя, пока не осталась совершенно голой. С тех пор я всегда смотрела на тебя с благодарностью.

Я дрожала от холода и еще оттого, что мне стыдно было стоять голой посреди комнаты. А потом ты стал сосать мои губы, подталкивая меня к кровати и шепча: «Как ты прекрасна!», как будто в первый раз меня видел, как будто мы прежде никогда не делили постель. А потом я вывернулась и скользнула под простыни со словами: «Все, Андрес, я спряталась, и ты меня не найдешь!» Тогда ты тоже забрался под простыни и коснулся пальцем моего пупка. «Что ты хранишь в этой пещерке?» — спросил ты, а я ответила: «Это тайна». И мы с тобой всю ночь искали эту тайну — помнишь, Андрес?

А теперь я предвкушаю, как буду спать одна, и мне не придется перелезать через твои ноги и слушать твой храп. Мне стоило бы пойти спать, но я хочу поехать в Сакатлан. Да, я ненавижу это место, где всегда идет дождь, где столько закоулков и буераков, но я хочу видеть, как люди стоят у дверей своих домов, желая посмотреть на тебя мертвого, убедиться, что ты наконец-то умер. Хочу посмотреть на твоих работников, на тех, кто растит твой хлеб и пасет твой скот. Теперь они счастливы, сегодня вечером они будут пить фруктовый ликер и радоваться нашему горю. «Вон идет вдова, — скажут они. — Ишь, повесила нос! Пришла пора платить по счетам. Старый трухлявый гриб, козел, ворюга, убийца». «А ведь он милый», — скажет кто-то. «Совершенный безумец», — ответит донья Рафа, подруга твоей матушки. Ей уже сто двадцать лет, и она сможет посмотреть на тебя лишь из своего инвалидного кресла. «Полный безумец, — скажет она. — Я всегда говорила Эрминии, что ее мальчик не в своем уме».