Исраил Ибрагимов - Тамерлан (начало пути)

— А Кеш?

— О, нет! Нет! Пожалуйста не говорите мне о Кеше… Пожалуйста, ни звука! — Тимуру на миг — другой кажется, что это «ни звука» связано с размышлениями о возможности переноса столицы, но, оказывается, что внимание эмира отвлекло пение перепелки. — Слышите! Как поет! Какие переливы! Вам в Самарканде не приходилось видеть… бои перепелов?

— В Самарканде много истинных любителей перепелиного пения и… перепелиных боев, — говорит не без иронии Тимур.

— Я полагаю, вы правы: да Самарканд стал бы достойной столицей великого Мавераннахра. Но…

— Что «но», сын мой, договаривайте!

— Подоспело ли для этого время?

— Разве поторопить время не в наших силах? — говорит «глубокомысленно» Абдаллах. — Кеш и… Самарканд — разве выдержит сравнение общипанный наполовину дрозд с набирающим высоту лебедем?

— Но гнездо дрозда — гнездо и Хаджи Барласа. Захочет ли он, чтобы это гнездо было разорено?

Абдаллах долго молчит, а затем молвит и в его словах мы слышим едва ли не по–детски неприкрытые флюиды искренней тревоги:

— Я долго живу в Кеше, сын мой, но он для меня большая загадка. Сейчас тем более… И дело, конечно не в пении перепелок — скажу откровенно: здесь, для меня, каурнасца, нет гарантии… ну, этого… спокойствия…

Хаджи Барлас, Байан Сулдус с соратниками, среди которых мы видим и… Саллеха. Перед ними Тимур.

— У меня нет секретов от моих друзей — выкладывай, не опасаясь, дорогой племянник, с чем ты пожаловал ко мне, по велению кого?

— Я буду говорить от себя, но и… от имени всемилостивого эмира Абдаллаха.

— Все слышали, мой дорогой племянник Тимур сын Торгая говорить от имени… этого… эмира Абдаллаха — слышите — э–ми–ра!..

На лицах сторонников Хаджи Барласа и Байана Сулдуса появляются иронические улыбки.

— Что повелел сказать мне этот любитель птичек? — продолжает Жаджи Барлас и его слова вызывают взрыв веселья. — Этот знаток роз? Этот слюнтяй? Хотя я догадываюсь о чем. О переносе столицы в Самарканд?

— Да, об этом и о другом.

— Говори. Здесь свои.

— Эмир просит передать вам, дядя, и вам, достопочтенный Байан Сулдус, свое искреннее чувство любви; он желает, чтобы между ним и вами всегда царили мир и добрые деяния!

— Слышали! — Хаджи Барлас окидывает взглядом своих сторонников. — Он нас любит! Меня… тебя, Байан Сулдус… Тебя, Саллех сын Боролдоя… тебя… тебя… всех нас! Вы довольны? Вот что скажу на это: не быть миру, пока Абдаллах не покинет Мавераннахр! Я прав, господа? — вопрошает Хаджи Барлас. — Я прав, Байан Сулдус?

— Не быть миру! — отвечает тот.

— Наплевать на его любовь! — солидарен с Хаджи Барласом Саллех сын Боролдоя.

Тимур обескуражен, он не очень–то надеялся на успех, но что бы миссия его завершилась — такое не могло присниться и в самом плохом сне. И все–таки, несмотря на это, он старается держаться, как подобает представителю эмира.

— А сейчас, господа, позвольте мне поговорить с племянником наедине.

Хаджи Барлас берет под руку Тимура, и они удаляются под пристальными взглядами противников эмира Абдаллаха.

Вот они медленно шагают у городской стены.

— Надеюсь, ты убедился, что этот… как ты называешь, эмир…. Твой тесть… наш кум Абдаллах жалок и смешон.

Тимур молчит.

— У него нет ничего, кроме сладкоголосых птичек и твоей … тысячи… его поход в Хорезм — позор и только!..

Тимур молчит.

— Ты видел своими глазами, какие орлы с нами…

Перед глазами Тимура — панорама лиц — противников, с которыми он только — что встречался. Причем, при каждом упоминании «орла», Тимур старается восстановить в памяти его облик. Между тем Хаджи Барлас называет Байан Сулудса… второго… третьего…

— Один Саллех сын Боролдоя чего стоит! Настоящий воин! Убежден: он займет место отца!..

При упоминании Саллеха в памяти Тимура всплывает воспоминание: он, Тимур, с Чеку Барласом, протягивают сельскому кузнецу, до сих пор нам незнакомого, две стрелы. Тот, внимательно осмотрев, возвращает их со словами: да это моих рук изделия для… важного господина из Кеша… сына Боролдоя… Саллеха…

Вслед затем — другое воспоминание: при свете факелов предстает облик… убитой Жамбы!..

И это — голос Хаджи Барласа:

— Ты не ответил: с кем ты, мой племянник?

— Я служу эмиру Мавераннахра, дядя!

— А интересы барласевцев… нас, северян,… я… твои родичи? Или тебе дороги новые родичи?

— Я ответил, дядя.

— Значит, мы враги?

— Я ответил, дядя! — говорит тихо, но твердо Тимур. — Я поклялся эмиру. Я обязан держать слово, дядя, именно потому что я барласовец, дядя.