Александр Манин - Месть вогулов

Поразмыслив, Килим отправился к единственному человеку, которому мог рассказать всё, что лежало на душе. Чердынский князь Михаил любил парнишку-вогула как родного сына. Никогда не гнал его от себя, всегда с улыбкой слушал страшные сказки о лесных духах, неведомых зверях, богах, спускавшихся с неба чтобы говорить с ним, Килимом. Любил расспрашивать о лесе, охоте, жизни вогулов. Князь, в отличие от большинства русских, не считал лесной народ глупыми, суеверными дикарями. Михаил вообще был очень необычным человеком, хотя никогда не задумывался об этом. Предки наделили его внешностью былинного богатыря: простое и честное лицо, голубые глаза, светлые волосы. Мощные мускулы, переплетающие тело, делали его похожим на бога или героя, но князь не был ни тем, не другим. Будучи опытным командиром и одним из лучших воинов, он не любил сражаться. Война всегда оставалась лишь тяжёлой необходимостью. В свои тридцать лет князь был хорошо образован, много читал об истории Руси и других народов. В глубине души он понимал, что дикие вогулы ничем не хуже его соотечественников. А в чём-то даже и лучше. Пусть они не строили больших городов, не создавали империй, зато жили по своей древней правде, чтили стариков, не позволяли безвинно обижать слабых. Лучшими людьми считали не самых богатых и именитых, а тех, кто был мудр, хранил знания предков. Кроме того, они жили в мире с природой, были её частью, понимали её и любили. Вогул никогда не убивал больше зверей, чем ему нужно для пропитания и одежды. А убив, просил прощения у духа животного, чтобы тот не гневался на него. Да, лесные воины много воевали с русскими, не раз брали на копьё укреплённые городища. Но Михаил понимал, что виной тому сама политика его народа, вытесняющего лесных жителей с их древней земли. Вогулы не любили чужеземцев, считая их жадным, жестокими и лживыми людьми. Неудивительно, русскому пройдохе ничего не стоило обжулить при торге доверчивого лесного воина и скрыться, обобрав до нитки. Купцы нередко называли заоблачные цены на самые простые вещи: хлеб, одежду, оружие. Деваться вогулам было некуда: платили драгоценными соболями, добытыми тяжким трудом. То же было и при сборе ясака: царские люди всегда норовили занизить стоимость принесённых им мехов, искали невидимые изъяны, велели нести ещё. Сам Михаил таким не был. Он с уважением относился к древнему народу, стремился сглаживать неизбежные конфликты. Дань брал не больше той, что требовала Москва. Порою жестоко наказывал своих людей, чинивших обиды лесным жителям. Ярость охватывала благородного князя, когда те приходили к нему на двор, жалуясь на побои, а то и приводя с собой обесчещенных лесных красавиц. В такие моменты Михаил был страшен – мог казнить преступника, а то и сразить собственной рукой, не слушая оправданий. Это вызывало вспышки недовольства, а порой даже и доносы царю. Тогда государь присылал письма, наполненные матерной руганью, в которых требовал держать местный народишко в ежовых рукавицах, воли им не давать. Но дальше гневных писем дело пока не заходило. Всё таки в Москве ценили вовремя присланный ясак, а также и то, что больше 10 лет Чердынь стояла, не подвергаясь набегам. Тяжело было князю сглаживать противоречия между гневливым царём и гордыми вогулами, но он понимал важность своего дела. Знал Михаил, что если вместо него править Чердынью поставят какого-нибудь спесивого воеводу, быть тогда большой войне…

Небо над Чердынью было затянуто сплошными серыми тучами, моросил дождь. Жителей на улицах почти не было видно – все попрятались в тёплых бревенчатых избах. Узкие улочки были покрыты липкой осенней грязью, чавкающей под ногами редкого прохожего. Лишь немногие, кутаясь от дождя, шли к высокой деревянной церкви, откуда доносились неторопливые удары колокола. Князь скрывался от непогоды в высокой сторожевой башне и задумчиво вглядывался в тёмные громады северных лесов. Мысли его текли плавно и неспешно, как сама жизнь в здешнем захолустье. Внезапно неподалёку раздался знакомый мальчишеский крик, который он что ни день слышал в своём городище. Михаил улыбнулся: „Опять Килим что-то выдумал. Вон как голосит, издалека слышно. Надо пойти встретить. А то как бы стражники не отстегали его по одному месту, чтобы не дурил“.

– Беда! Ой, беда, княже! – кричал Килим. – Такое сейчас видел!

– Тихо ты, оглашенный! Пошли в избу! Хватит народ полошить!

– Ой, княже, там…

– Тихо, говорю! Пошли ко мне, там и расскажешь.