Александр Рогинский: Месть по контракту

Планшеты, подсвеченные желтым лазером, стоят между кресел, в которых в ленивых позах сидят участники конференции…

Воскобойников, директор института, мой товарищ, открывает презентацию.

Я привычно думаю о банкете – как приду домой довольный и счастливый, как через три недели поеду в Париж на международный конкурс архитекторов…

Что-то царапает в словах Воскобойникова, поднявшийся шум заставляет прислушаться.

– Мне стыдно называть это архитектурой. Это не только вчерашний день, это позор нашей школы.

Говорит серьезно, убежденно. Не верю своим ушам. Он, что – специально, чтобы оживить аудиторию?

Лица вытянулись, кое-кто с наглым любопытством поглядывает в мою сторону. Делаю вид, что меня больше беспокоит содержимое ноутбука, лежащего на коленях, чем то, что говорит мой бывший товарищ.

«Бывший» – теперь у меня с ним ничего общего. Понимаю, почему Воскобойников так старательно помогал мне с презентацией. Настаивал, чтобы я представил все свои работы, даже те, что сделал до поступления в институт, даже учебные, когда один из моих проектов взял студенческую международную премию.

Воскобойников всегда завидовал мне. Теперь он мстил. Момент подходящий, я много чего наделал, и эта презентация при ее успешном завершении должна была открыть мне путь в Европу.

И все же не верится. Вот-вот он начнет перечислять мои положительные стороны, скажет, что не раз говорил на выставках, отчетах – я надежда института, руководство верит в меня. Перейдет к тому, что я и дальше гордо буду нести знамя школы Воскобойникова, представляя ее на самых высоких архитектурных форумах мира.

Но он продолжает долбить перфоратором так надежно выстроенное здание моей профессиональной жизни.

Не удержался. После конкурса, который я мог выиграть, я бы стал для него недосягаемым, так что он использовал единственную возможность остановить меня.

Воскобойников замолкает, собирает портфель, демонстративно поставив его на стол. Портфель из хорошей кожи, дорогой.

Люди встают, как на киносеансе, на котором неожиданно погас свет.

Сижу, углубившись в ноутбук, понимая, что выгляжу очень смешно.

Поднимаю голову, оглядываю зал, словно только что проснулся, изображаю на лице удивление.

Мои приятели и друзья пожимают плечами, разводят руками, отодвигая со стуком коленями сиденья, уходят.

Все, как в дурном сне.

Иду на кухню, прошу Светлану, нашего главного организатора банкета, упаковать еду и питье в ящик.

– Я пришлю людей, они заберут.

Лицо Светланы киснет, она осуждающе смотрит на меня. Ясное дело, тоже хотела поживиться за мой счет.

– Вот пусть твои люди и убирают, – заявляет.

– Я хорошо заплачу.

Называю приличную сумму.

Думает, соглашается.

Все – сволочи. Никому верить нельзя. Как мало человеку надо, чтобы из закадычного друга стать злейшим врагом.

Никто не высказал Воскобойникову своего несогласия. Все дружно встали и ушли.

Дома меня ждет жена с ужином. Я дал слово, что не буду напиваться, оставлю в желудке место для семейного празднества.

Что мне сказать – Воскобойников оказался подлецом?

Ничего приукрашивать не буду. Ложь всегда тянет за собой другую ложь, а правда, хочешь не хочешь, обязательно вынырнет в самый неподходящий момент.

Коротко рассказываю о случившемся. Голова Марины никнет.

– Странно, – наконец произносит, – ведь он был твоим другом, в праздники поздравлял с выдумкой, а в прошлый Новый год приперся праздновать к нам, помнишь, каким он был?

– Пьяным в стельку.

– Напился, как свинья, в таком состоянии можно было идти только к лучшему другу. Вот он перед тобой и окончательно открылся. И сейчас вроде был трезвым.

– Был трезвым, – подтверждаю я.

Мы ужинаем, я выпиваю сразу стакан водки, пытаясь заглушить возникающую боль. Но только обостряю ситуацию.

Равнодушно жую прекрасно запеченную утку. Встаю и ухожу в свой кабинет. Думаю о мести. Чем дальше, тем злее. Такое не прощается.

Провожу бессонную мучительную ночь, созревает план. Водка подняла со дна все самое скверное, что было связано с именем Воскобойникова.

Утром делаю привычную зарядку, пытаясь убедить себя, что ничего страшного не произошло. Но все вокруг пронзительно кричит – «произошло».