Александр Сурков - Пираты сибирского золота

Его сын в это время по ещё державшемуся зимнику отправил обоз с железом и припасом на прииск «Туманный», где он налаживал всё к началу сезона промывки золота. Узнал он о том, что стал единственным хозяином (а не только управляющим) шести приисков, складов с товаром, конторой и крупным счётом в Золотопромышленном банке, лишь когда вернулся.

Разогнав пьяниц из бывшего окружения отца, он переманил из земельного департамента грамотного и серьёзного чиновника, посулив ему жалованье втрое против государственного (кабинетного). Вместе они навели порядок в конторских книгах, заплатили все налоги и повели дело, не уменьшая его, а лишь расширяя.

Константин Демьянович поразился тому, кого встретил в этих пока необъяснимых обстоятельствах. Как судьба разложила ситуацию. Он заблудился, спас человека, да не простого, а крупнейшего золотопромышленника, которого никакие деньги не оберегли и поставили на край жизни и смерти.

— Как же тебя угораздило в болотицу-то? — спросил Суров. — Я ведь сам-то не знаю, куда попал, — заблудился в тайге, а тут вот оказия с тобой.

— А откуда ты пришёл сюда? — спросил старик.

— Да с зимника, что вблизи Каменного распадка. Вырвал седмицу — отдохнуть малость от трудов.

— Дак ты Суров Константин Демьянович — твоё зимовье на Каменном. Слышал я о тебе, — воскликнул дед Василий, — да вот раньше познакомиться не пришлось. А попал ты, друг мой сердешный, в место, что известно как «глухая падь» с Гнилой топью, и до твоего зимовья отсюда на восход вёрст восемь с гаком. Мало кто эти места знает. Только сейчас здесь где-то недалеко трое варнаков, которые губят людей без крови.

— Это как? — спросил купец.

— Да либо вешают на дереве, либо топят, а хуже того, привязывают к дереву намертво в глухом месте и уходят. И мы пошли отсюда, а то вдруг убивцы вернутся.

Они загасили костёр и двинулись к зимовью. Впереди Василий, а за ним купец с карабином в руках. За полдень и вправду вывел старик Сурова в аккурат к его таёжной избушке.

Здесь у Демьяныча был запас продуктов, кадочки с солёными грибками, мочёной брусникой, сало, солонина, хлеб, сухари, копчёный окорок, в общем всё, что надо для безбедного отдыха. Однако, когда уже подходили к зимовью, Суров заметил, что Василий идёт через силу. Должно быть, с голодухи, подумалось ему. Однако старик прилёг на лавку и тяжело задышал, ухватившись за ту сторону своей грудины, где у человека сердце.

— Что с тобой, из такой переделки вывернулся, а тут, когда всё отлично, заплохел?

— А нет ли у тебя валерьяновых капель? — сквозь хрип спросил дед.

У Сурова была аптечка, где вместе с пилюлями и порошками были бутылочки с различными жидкостями. Лекарства от всех напастей он содержал в аккуратности в специальном ларце, который купил уже в сборе в аптеке Иркутска года полтора назад. Капли нашлись, и, отхлебнув прямо из флакона, через какое-то время старый успокоился и заснул.

Хозяин занялся приготовлением нехитрой еды. Впрочем, ей мог позавидовать любой из здешних таёжных тружеников. В железные мисочки он разложил крепкие груздочки, боровички, мочёную ягоду, нарезал сала, медвежьего окорока, хлеб большими ломтями, поставил котелок с рисовой кашей, заправленной коровьим маслом. Завершал стол шустовский коньяк и две чарки. Во дворе дымился самовар на сухих шишках, а на завалинке стоял пузатый расписной заварной чайник. Рядом стояла большая пачка чёрного китайского чая и маленькая с зелёным.

— Вставай, Василий Авенирович, откушаем, чем Бог послал! — весело прокричал Суров.

Тот поднялся, увидев стол с едой и коньяком, заметил, что Бог не обходит хозяина своими дарами. Продолжая, грустно добавил, что, дескать отходился он по матушке-тайге, и надо где-то оседать на старости лет, что у него теперь всё есть, а вот силушка куда-то ушла, да и сердчишко здорово шалить стало последнее время. Все прииски и дом с конторой он продал. Остался последний золотой участок — малая россыпуха с богатейшим золотом. Продавать его нет мочи. Прикипел к этому месту.

— Дак ты оттуда возвращался, когда тебя прихватили? —

спросил хозяин.

— Истину говоришь, — ответил дед. — Ладно, садись, повечеряем.

Они налили, оба перекрестились на икону в богатом окладе, что висела в красном углу, и степенно выпили. Сначала под лесную закуску, затем под разговор. Тут дед, извинившись, вышел до ветру. Хозяин уже налил из новой бутылки, когда гость ввалился и, зачем-то прикрыв дверь,сказал: