Александр Сурков - Pig in a Poke

Тайна смерти — вот ось, вокруг которой вертится наша цивилизация. Религии, философии, моральные кодексы, в конце концов чисто житейские ответы на вопрос: «Что хорошо, а что плохо?» — все они, в конечном счете, упираются в непреложный факт: рано или поздно все мы покинем этот «реальный» мир. Правда, происходит это по-разному.

Именно поэтому окончательный инструктаж перед заброской проводил патологоанатом.

— Ты ж воевал в четырнадцатом. Вы ж все ***банутые, после тех замесов, вам что труп, что бревно. Сколько их загрузят в машину, десятка три? Свежих? Ну и херня. Запах едкий, полно бактерий, так что дыши через фильтры и опасайся прямых контактов … А остальное чисто на психике. Их корежить по дороге начнет, но если рефрижератор, то процессы замедлятся. И задубеют скорее. В общем, самое главное, с ними не начинай разговаривать. Иначе крышу рванет. Ну то таке. Психология человека странно устроена. Нам кажется, что они живые, просто уснули…

Первые два часа в глубине заваленного телами убитых рефрижератора… Шульга провел это время — вспоминая напутствие дяди Миши, полученное на крыльце мариупольского морга. Даже сверхсовременное снаряжение — созданное на небольшой фабрике в итальянской Генуе, специализирующейся на индивидуальных заказах для военных, аквалангистов и разного рода спасателей — не давало ощущение безопасности. За первые час-полтора он уже стал ощущать себя одним из остывающих тел, небрежно сваленных в груду. Реально, чуть не начал с ними болтать. Потом как-то привык и расслабился.

Шульга лежит под металлической рамой, сваренной из уголка так, что давления наваленных трупов он не ощущает. Упакован в подобие спального мешка. На самом деле — это защитный чехол с несколькими слоями. Сверху «Гортекс», не пропускающий влагу. Под ним — антибактериальная мембрана. Под мембраной — термослой. Внутри рефрижератора становится все холоднее, но Шульга отмечает это только по внешнему датчику. Ну и крайний слой — мягкий, поддуваемый уплотнитель, благодаря которому он до сих пор не отлежал бока. Сам он — в «мокром» водолазном костюме из многослойного неопрена, это на случай, если из машины придется выбираться до того, как ее разгрузят.

В металлический корпус рефрижератора сигналы спутников GPS не проходят. Не пробиваются и вышки мобильной связи. Но его тактический планшет, собранный в далеком Санкт-Ингберте, имеет встроенную систему инерциальной навигации. Она не требует сторонних источников, но позволяет отслеживать маршрут, хоть как-то развлекая его в дороге.

Вот сейчас, например, он знает, что машина пересекла границу с Россией и кружит по второстепенным дорогам.

Близость массовой смерти предельно обостряет и без того хорошо натасканное войной подсознание.

Смену суток Шульга ощутил всем телом. Он приподнял руку и поднес к глазам циферблат «фартовых» старых G-Shoсk, с которыми прошел всю войну. Так и есть — ноль часов, три минуты…

Видавшая виды фура подъезжает к Ростову. Тягач — старый КАМАЗ с таганрогскими номерами, прицеп — потертый рефрижератор. В кабине двое. Старший, сопровождающий груз — усталый мужик в зеленой форменной «русской горке» без знаков различия. За рулем тертый гражданский мужик. Старший дремлет, водила молча крутит баранку.

— Ни хрена я в этом навигаторе не понимаю! — очнувшись, говорит старший. — Далеко еще?

— Подъезжаем. Вон уже указатель «Ленинакан», справа будет военный аэродром. Дальше пойдем по главной, километра через три поворот, там по Дачной до Таганрогской. Потом дворами на Медицинскую, за перекрестком налево и опять во дворы. Минут через двадцать будем.