Он подошёл к краю болота. «Зыбун, я утопну», — подумал следопыт. Он вздрогнул, когда в хрупкой тишине раздался хриплый неестественно булькающий стон. Повернув голову на звук и сняв с плеча карабин, увидел лежащую на поверхности болота голову несомненно человека с задранной кверху бородой. Голова то ли рычала, то ли хрипела, и принадлежала живому человеку. Суров быстро схватил две ошкуренные лесины, кои приметил, осматривая стоянку, связал их вместе и концом верёвки привязал к обломку лиственницы на берегу. Сбросил куртку, сапоги, порты и, держась за деревяшки, спустился в болото. Дна ноги не нашли. Добравшись до головы и опустив руку в жижу, он схватил человека и потянул на себя. Это ему не без труда удалось. Пока он тащил страдальца, голова не менее трёх раз хлебнула болотной жижи, но как-то странно каждый раз её выплёвывала. Мужчина, вытащенный на берег, был со связанными ногами и руками. Его трясло и корёжило. Разрезав верёвки, Демьяныч увидел длинного, худого, широкоплечего человека.
Быстро наладив костёр и подтащив к нему болотного сидельца, стал его раздевать. Сам скинул свою робу и порты, и, обтерев трясущегося человека сухим мхом, одел на него снятую с себя одежду, приложил к его сухим губам фляжку с шустовиком. Тот выхлебал остатки коньяка и, выдохнув, впал в забытье. У берега болота было немного воды. Прополоскав от болотной жижи одежду страдальца, Суров развесил её над костром. Дело было в середине июня и в собственной исподине холодно не было, но одолевала мошка.
Часа через два человек очнулся и сел. К тому времени его спаситель заварил крепкий чай и высушил одежду. Молча человек снял чужое, обрядился в своё, трижды перекрестился и поклонился своему избавителю.
Всё это происходило молча. Суров знал закон тайги. Пока хозяин не заговорит — гость молчит. Страдалец был уже здесь, когда охотник его увидел. Стало быть, болотный сиделец и есть хозяин сего места.
По разумению Константин Демьяныча, спасённому им человеку было за шестьдесят, хотя дряхлости в нём не чувствовалось. Старик встал, умылся в болотце с жёлтоватой водой, достал из кармана черепаховый гребень и, расчесав волосы на голове и бороду, с улыбкой повернувшись к Сурову, сказал глуховатым голосом:
— Второй раз родился, душевное спасибо, мил человек! Совсем уже нахлебался болотной жижи, если бы не корень вон от той листвяки, — он показал на толстый замшелый ствол дуба, что провис в болотце. — Я его ногами нащупал, а если немного пошевелиться — соскользнёшь, и конец.
Купец подвинул ему кружку с чёрным дымящимся чаем. Старик степенно перекрестился и разом отхлебнул половину.
— Кто вы, почтеннейший, и кой злыдень определил вас в болото?
— Зовут меня Василий Авенирович, а покойный мой батюшка носил фамилию Попов.
Суров слышал о купце I гильдии Авенире Попове, который владел несколькими приисками в средней тайге, слыл удачным золотопромышленником и разгульным чудаком. В своём доме он устроил комнату с обезьянами и оранжерею с пальмами и банановой травой. Однажды под зиму после особо удачного сезона, когда его прииски дали 46 пудов золота, он напоил в «дым» весь приисковый посёлок, насчитывающий 650 человек только мужского населения. Сам же выехал на главную улицу в коляске, запряжённой шестёркой козлов с крашенными синькой и басмой бородами. Сзади на двух тачках везли бочонки с водкой и как только обнаруживали трезвых, то есть стоящих на двух ногах, тут же, к великой радости людей, поили их до упаду. Когда пьяного Авенира привозили домой, то, проспавшись, он похмелялся и приказывал закладывать карету (так он называл козлиную упряжку) и развезти по питейным заведениям бесплатную водку. К этому моменту у шинков скапливались страждующие похмелиться, и всеобщее пьянство снова охватывало весь посёлок. Гульбище продолжалось всю неделю. Прекратил это исправник, поставив охрану у винного склада.
Сына Попова знали меньше, с отцом он не пьянствовал, а всё время пропадал на приисках и был, по сути дела, «главноуправляющим». Раз в два дня он объезжал участки, где мыли золото, и собирал в короб на волокушах [7] Волокуша — разновидность саней без полозьев.
шлих или золотой концентрат, который с помощью доводчика — здорового квадратного с большими руками человека — на заимке, где жил в это время, превращал в чистый золотой песок. Никто не знал, что сын у Авенира Попова был не родной — приёмный, а как Василий Дворжевский стал Василием Авенировичем Поповым, и подавно никто не ведал. Вторая жена Настасья Кузминична считала Василия сыном Попова от первого брака. Сгинул Попов-старший вместе со своей второй женой также в пьяном угаре. После крупного загула, с похмелья, опять же, придумал он кататься на тройке по весеннему льду реки Бодайбо, да и провалился вместе с лошадьми и санями на глазах у всего честного народа. В это время лёд сдвинулся и навек похоронил упряжку с людьми.
Читать дальше