Антон был старше Тани на семь лет, стеснялся ребячиться вместе с малышнёй. Хотя с Николаем и Сергеем он всё ж успел поиграть. Когда его просили помочь со строительством редута, равелина иль какого другого укрепления, он не отказывался: сначала у деда выспрашивал, как всё должно выглядеть, чертежи составлял, потом руководил младшими. Иногда и сам увлекался так, что втягивался в игру. Бывало, взрослые пошлют его за малышнёй, а он, видя, что «бой» в самом разгаре, изображал из себя парламентёра, просившего о мире, или адъютанта главнокомандующего, который передавал приказ о передислокации. А когда Антону пошёл двенадцатый год, его отправили в Петербург, в кадетский корпус. И старший брат исчез из жизни Тани надолго.
В лапинском доме на верхнем его этаже жила, скрытая от всех, младшая сестра Глафиры Ивановны, Софья. Её жених умер накануне свадьбы, и девушка с горя заговариваться стала. С ней бывало всяко: случались и помрачнения рассудка, бывали и светлые дни, но с обществом видеться она более не хотела. Родные спрятали её от людей. Всем было объявлено, что девица в монастырь увезена, и только самые близкие да немногие верные слуги знали, что монастырём для неё стал дом старшей сестры. Случалось с Софьей иногда, что она, как бы в беспамятство впав, пророчествовать начинала: говорила, как в воду глядела. Раз, когда ещё молодая Прасковья Евдокимовна была у неё и, наверное, слишком жалостливо смотрела на затворницу, сказала:
– Ты, Прасковья, над моей-то судьбой не плачь. Береги слёзы, тебе они самой понадобятся. Проживёшь долго да только и будешь знать, что хоронить одного за другим.
Когда пропала Анастасия, Павел Анисимович приказал крестьянам реку и лес прочёсывать, а Прасковья кинулась к Лапиным, к Софье. Та, уйдя в себя, посидев с закрытыми глазами, пошептав что-то, сказала:
– Жива она, не ищите по рекам-то. Цыгане её свели.
Прасковья Евдокимовна послала сыновей с помощниками табору вдогонку, да цыгане умели прятать украденное. Сколько ни догоняли кибиток, телег цыганских, а всё были не те, другие…
Сергей уже большеньким был, когда Глафира Ивановна осмелилась его сестре показать, и он запомнил эту странную женщину: похожа на бабушку, но очень грустная. Она разглядывала его долго, мальчик ёжился под пристальным взглядом, но при нём Софья Ивановна сказала только:
– Пригоженький мальчонка, ишь как на мать-то свою похож.
Мать Сергея приезжала в имение только раз и даже не подозревала о существовании тётки, но та с верхнего этажа, из своей кельи, наблюдала за ней, оценила красоту невестки.
Сергей потом тайком от бабушки иногда забирался наверх и подсматривал в щёлочку за чудной затворницей: то она, растрёпанная по комнате с причитаниями ходила, громко ругаясь, хотя рядом никого не было, то потом он видел её причёсанной, одетой аккуратно, сидящей тихонько у окна. Один раз, когда Софья была такой задумчивой, пригорюнясь, вдаль глядела, осмелился зайти в комнату, остановился смущённый и любопытствующий перед нею. Она подозвала его к себе, снова внимательно разглядывала, добрыми были её глаза, добрыми и печальными. Сказала:
– Каким ты пригожим растёшь! А ведь и у меня такой же внучок мог бы быть, да вот не позволил мне Господь замуж выйти, не дал счастья. – К окну отвернулась, повздыхала о чем-то, спросила Сергея. – Глафира говорит, тебя женихом внучки Прасковьиной считают, Татьяны? Сам-то как, душа твоя не против, чтоб её невестой звать?
Серёжа ответил уверенно:
– Не против. Она хорошая, весёлая, я люблю с ней играть.
– И красивая?
– Красивая! – уверенно ответил мальчик. – Стрекозка гораздо лучше других девочек. Не боится ничего, не ноет.
– Стрекозка, говоришь? – улыбнулась женщина. – Послушай, Серёжа, что я скажу. Ты не бросай её, когда большим будешь, только на ней женись, ни на ком другом. А то заболеет твоя стрекозка с горя, если ты её оставишь, страшней, чем я, сделается. Ты ведь подглядывал в щёлочку-то, видел, когда мне худо было, сколь я страшная бываю?
– Видел, – признался мальчик. – Это потому, что Ваш жених на какой-то другой девочке женился, да?
– Нет, милый, он бы не женился на другой. У меня жениха Господь забрал.
– Как забрал?
– К себе взял. Видать, Господу он понадобился. Умер мой жених. А ты не бойся, ты подольше поживёшь. Только не бросай Таню, она тебе помощницей доброй будет.
– Хорошо, не брошу, – согласился мальчик.
Их и вправду бабушки и дедушка в шутку называли женихом и невестой. Сергей ничего против не имел, но частенько, споря с Таней из-за каких-нибудь пустяков, говорил: «Не женюсь на тебе, если ты такая. Если будешь слушаться, тогда только женюсь!» После разговора с затворницей Софьей больше себе подобных слов не позволял.
Читать дальше