Кристофер Бакли - Собиратель реликвий

– Так да или нет?

Дисмас поднял кубок и заявил:

– А давайте выпьем? За Фридриха Мудрого, курфюрста Саксонии. За его здоровье, да будет оно долгим. И жизнь тоже.

– За Фридриха, – мрачно отозвался Альбрехт. – Так вот, плащаница. С какой стати она вдруг обещана Фридриху? Да и обещана ли? Мы не понимаем вас, Дисмас.

Дисмас на нетвердых ногах встал из-за стола, повернулся к плащанице и воздел кубок:

– А теперь за плащаницу… – Он сконфуженно осекся. – Кузен, а приличествует ли пить за саван Господа нашего Иисуса Христа? Вино достойное, спору нет…

– Да сядьте уже, Дисмас. – Альбрехт понемногу терял терпение. – Да-да, приличествует. За плащаницу. А скажите…

– Знаете, кузен, – перебил его Дисмас, – я всю свою мощедобытческую жизнь мечтал найти истинную плащаницу. И вот Всевышнему стало угодно, чтобы так оно и вышло. – Дисмас перекрестился. – И я предлагаю выпить за Господа Бога. Это приличествует, разумеется?

– Приличествует. Мы не сомневаемся, что Господь Бог возрадуется. А скажите, по какому праву Фридрих притязает на плащаницу?

– А ему всегда хотелось ее заполучить, – пожал плечами Дисмас и стукнул кулаком по столу. – И теперь он ее обретет! Винцо у вас превосходное, кузен.

– Я рад, что вам нравится. Вот, выпейте еще. Послушайте, вам ведь известно, что нам тоже всегда хотелось заполучить плащаницу. Совсем недавно мы просили вас договориться о приобретении шамберийской святыни.

– Совершенно верно. Просили. Да. Я помню. Да. – Он перегнулся через стол к архиепископу. – Вот что я вам скажу, кузен…

– Что?

– Как только я отвезу истинную плащаницу дядюшке Фридриху, то, если вам угодно, поеду в Шамбери, узнать, не согласится ли герцог Савойский расстаться со своей? – Дисмас рыгнул. – Ох, пардоньте. Сами понимаете, когда в Виттенберге выставят настоящую плащаницу, герцог Савойский сам захочет продать свою. – Дисмас погрозил пальцем. – Бьюсь об заклад, я сторгую ее за сходную цену. Скажу ему, мол, ваше савойство, теперь-то целый свет знает, что ваша плащаница – рухлядь, льняная тряпица, а настоящая – в Виттенберге. Нет, право, отличное винцо!

– Дисмас, послушайте нас. Нам не нужна савойская плащаница. Нам нужна вот эта. – Альбрехт указал на длинный стол.

– Знаю, знаю, – сочувственно вздохнул Дисмас. – Право же, мне жаль, что я пообещал ее дядюшке Фридриху, но теперь уж ничего не попишешь.

– Сколько он за нее предлагает?

– Дело-то не в цене, правда?

– Дисмас, я вас спрашиваю. Сколько?

– Ну, если спрашиваете, шесть сотен.

– Шесть сотен? – ошеломленно переспросил Альбрехт.

– Ага. Дукатов.

Альбрехт швырнул салфетку на стол:

– Фридрих согласился заплатить такую неслыханную цену?

– Угу, – кивнул Дисмас. – Плюс накладные расходы.

– Что за накладные расходы?

– Путь до Каппадокии и обратно – та еще одиссея. Знаете, сколько меркантильные венецианцы нынче дерут за место на корабле до Анатолии? А там надо платить караванщикам. И проводникам. Нанять охранника из мамлюков. И еще одного, чтобы охранял от первого. Жуткий край! Потом нужно платить каждому встречному и поперечному султану за разрешение…

– Да-да, мы понимаем, это, несомненно, затратное предприятие.

Альбрехт промокнул салфеткой испарину со лба, встал из-за стола и подошел к плащанице.

– Кузен, – робко окликнул его Дисмас.

– Что?

– Простите, но с вас пот ручьем…

– И что с того?

– Видите ли… Там же… святой саван Господень.

– Ох! – Альбрехт отступил подальше от стола. – Ладно. Пять сотен. И пятьдесят в счет накладных расходов.

Дисмас беспомощно всплеснул руками:

– Кузен, я же обещал ее Фридриху!

Альбрехт строго посмотрел на него:

– Кузен, вам известно, что творится в Виттенберге?

– Я же был в Каппадокии…

– С прискорбием сообщаю, что Виттенберг превратился в гнездилище ереси.

– Ох. Правда? Хм. Как скверно.

– Это чудовищно. Вынужден уведомить вас, что ваш дядюшка покрывает бесовского супостата нашей Святой Матери Церкви. Я имею в виду богомерзкого августинца брата Лютера, да смилуется Господь над его прокаженной душой.

– Да, я слыхал, что…

– Известно ли вам, Дисмас, что ваш дядюшка Фридрих отказался выдать Лютера братьям-доминиканцам для проведения дознания?

– Ай-яй-яй.

– Более того, он вообще отказывается выдать шельмеца кому-либо еще, хотя этого неоднократно требовали не только мы, но и его святейшество. Что вы на это скажете?

– Ну, я не теолог, но мне кажется это… некрасиво.