Кристофер Бакли - Собиратель реликвий

Дисмас попробовал ее успокоить. Художники – народ особый, не как все нормальные люди. Очевидно, Дюрер испытывает приступ вдохновения и работает над чем-то потрясающим.

– И прибыльным, – добавил он.

Увы, рапсода не возымела успеха. Агнесса, громыхнув крахмальными юбками, унеслась в свои покои. Дуться.

Дисмас постучал кулаком в дверь мастерской и прошипел:

– Нарс, открой.

– Поди прочь.

– Кранах управился бы скорее.

Дверь распахнулась.

Впустив Дисмаса, Дюрер немедленно захлопнул и запер дверь.

– Еще не кончена.

Дисмас разглядывал холст на мольберте. Такой работы Дюрера он никогда прежде не видел. Невероятная тонкость и четкость прорисовки позволяла различить каждую ресницу, каждый волосок бороды. Это было похоже на замысловатое пентименто, проступившее на картине маслом, оставленной выцветать на солнце в течение полутора тысяч лет.

Лик завораживал. Ясно было, что при жизни человек претерпел ужасные муки, но посмертный образ источал предвечную умиротворенность. В изображении сквозили черты его создателя, но сходство было мимолетным. Должно быть, Дюрер сдерживал себя изо всех сил!

– Что скажешь?

– Хорошо, Нарс. Правда хорошо.

– Еще несколько штрихов. Потом сложим в осьмушку – так проще перевозить. И надо будет еще подпалить края.

– Подпалить?

– Для достоверности.

– Зачем?

– Кто из нас знаток реликвий? Если плащаница существует с тридцать третьего года от Рождества Христова, то без подпалин не обойтись.

– Хорошо. Только не спали дотла.

Большим и указательным пальцем Дюрер бережно потер уголок холста:

– Не бойся, все будет отлично. Так сколько запрашиваем?

Дисмас окинул полотно оценивающим взглядом:

– Две сотни дукатов.

– Две сотни? За это?!

– Хорошая цена, Нарс.

– Уж лучше даром отдать. Я всю душу сюда вложил!

– Твоя душа прекрасна, спору нет. – Дисмас снова поглядел на плащаницу и вздохнул. – Ладно, попробую слупить триста. Но не гарантирую.

Дюрер скрестил руки на груди:

– Пятьсот дукатов и ни пфеннигом меньше.

– За такие деньги он потребует тело Христово.

– Ха! Он их за месяц отобьет. Истинный саван Христа! Народ повалит отовсюду. Магеллан развернется на полпути в Индию, чтобы посмотреть.

– Попросить пять сотен можно, но это не означает, что мы их получим.

– Пять сотен. И ни дукатом меньше, – заявил Дюрер, любуясь своей работой. – А Фридрих?

– Что – Фридрих?

– А он сколько даст?

– Тьфу на тебя! Как тебе только не совестно?! Я и так чувствую себя последней сволочью из-за этой вот… брехни. – Дисмас протянул Дюреру черновик письма. – А если твой фокус с исчезающими чернилами не сработает, я…

– Ладно, не зуди. Ты хуже Агнессы. – Дюрер прочел послание и хмыкнул: – Боже милостивый, ну и мерзкий же у тебя слог! Правописание, грамматика… Который год отираешься возле Фридрихового университета, а пишешь как последняя деревенщина.

– Прошу прощения, что это не соответствует вашим высоким стандартам, – парировал Дисмас.

– Что ж, сойдет и так, – хохотнул Дюрер. – Все равно Альбрехт обдристается от счастья, да так, что всю сутану обмарает.

– Остается лишь надеяться, что завязки архиепископского кошеля дадут такую же слабину, как архиепископское нутро.

Спустя пять дней после вручения письма императорскому почтмейстеру Дисмас, тщательно упаковав сложенную в осьмушку плащаницу, неспешно направился в Виттенберг.

К середине второго дня пути, на подъезде к Байройту, за спиной Дисмаса раздался топот копыт. Шесть всадников, под началом Витца, лейтенанта Дрогобарда. Дисмас удовлетворенно отметил отсутствие ландскнехтов. Хороший знак. Альбрехт сообразил, что Дисмасу будет неприятно увидеть ландскнехтов в группе перехвата.

Дисмас с притворным удивлением оглядел отряд. Витц держался почтительно, однако же заявил, со всей мягкостью, на какую только способен солдафон, что архиепископ требует Дисмаса к себе. Безотлагательно.

– Зачем? – осведомился Дисмас.

Этого Витц сказать не мог. Дело государственной важности.

Дисмас изобразил замешательство. Он ведь направляется в Виттенберг. И тоже по делу государственной важности.

Витц стоял на своем. Не желая затягивать спектакль, Дисмас сказал, что раз дело и вправду такое срочное, то он, разумеется, согласен отправиться с ними к своему досточтимому покровителю.

После двух дней неустанной скачки они переправились через Рейн и устремились навстречу шпилям Майнца, сиявшим в лучах заката.