Дюрера он застал в добром здравии. Тот провел зиму в Венеции и с жаром рассказывал Дисмасу о какой-то новой технике, называемой chiaroscuro. Из его объяснений Дисмас лишь смутно понял что-то про контраст света и тени. Дюрер с гордостью показывал свои новые гравюры, и впрямь замечательные, а потом объявил, что пишет труд по математике – науке, в которой обладал глубокими познаниями.
Италия неизменно действовала на Дюрера освежающе, хоть он и осуждал моральный облик итальянцев. Его распирало от новостей. Наслушавшись омерзительных сплетен, в основном про причуды и странные наклонности папы Льва, художник лишь больше укрепился в своем уважении к Лютеру. Дюрер рассказал, как папа, удумав заполучить Урбинское герцогство для своего племянника Лоренцо, затеял войну, обошедшуюся в астрономическую сумму – восемьсот тысяч дукатов золотом. Это возмутило некоторых кардиналов, и они вознамерились отравить папу.
– Жаль, у них ничего не вышло, – вздохнул Дюрер.
Расправа над кардиналами была ужасной.
От папы беседа перешла к последней филиппике Лютера в адрес Рима; в ней он называл папу антихристом и, прости господи, «великой бесноватой вавилонской блудницей». Дисмас взял с Дюрера слово, что сегодня в «Жирном герцоге» обойдется без пьяных поношений.
Дюрер с содроганием вспомнил последствия прошлой гулянки: гомерическое похмелье и Агнессу, в неистовом гневе равную Медее. Друзья решили приятно провести время, на этот раз придерживаясь Сократовой умеренности.
За ужином Дисмас рассказал Дюреру про Альбрехта и его шарлатанскую лодку святого Петра. Упомянул он и об озарении, снизошедшем на него по пути в Нюрнберг, и о планах оставить торговлю реликвиями и вернуться в родные края. Он добавил, что эти счастливые мечты припорошены грустью, поскольку теперь приятели станут видеться реже, и пообещал устроить в доме комнату с большим окном, чтобы Дюрер, приезжая в гости, мог там рисовать.
Дюрер заявил, что в кантонах рисовать нечего.
– Кто мне будет позировать? Коровы?
Дисмас отвечал, что обязательно купит громадное зеркало, чтобы Дюрер мог писать свою любимую натуру.
Дюрер расхохотался. Ужин шел славно.
Потом Дюрер сказал:
– Слава богу, Агнесса не послушалась твоего совета и не отнесла деньги этому пройдохе Бернгардту.
– Ты о чем? – удивился Дисмас.
– Ты забрал у него свои сбережения?
– Покамест нет, а что?
Дюрер с ужасом поглядел на друга:
– Я думал… Ты так благодушен… Вот я и решил, что ты успел забрать деньги.
– Я же был в отъезде, Нарс. Только-только вернулся.
– Боже милосердный… – ошеломленно протянул Дюрер.
– Что случилось?
Дюрер подозвал кабатчика:
– Бренди. Две порции, и побольше.
Магнус ушел к стойке.
– Бернгардт в тюрьме, – сказал Дюрер.
– В тюрьме? За что?
– Вроде как за кражу.
– За кражу? Кого он… обокрал?
– Да всех, – пожал плечами Дюрер. – Всех, кто доверил ему деньги, чтоб он их выгодно вложил. Там список о-го-го какой. По крайней мере, ты в неплохой компании. Эрнст, герцог Брауншвейгский. Герлах фон Изенбург-Ноймаген. Бруно фон Изенбург-Бюдинген и прочие Изенбурги. Многие Шварценберги. Георг, герцог Гогенфельский. Ну и всякие Гогенцоллерны – Фрейнар, Генрих, Франц… – Заметив, как побледнел приятель, он решил хоть как-то его подбодрить: – Может, и Альбрехт фон Майнц держал у него деньги? Самое паршивое, что Бернгардт облапошил не только аристократов – на них-то насрать, они просто выжмут еще денег из крестьян и продолжат пить дорогое вино и развешивать гобелены. Говорят, что ему доверили свои деньги несколько монастырей. И Нойштадтский дом призрения. Ну не скотина ли? А еще – Фюртское общество слепых! Одно дело – воровать у толстосумов, – но у слепых?! Какая наглость! В аду его точно ждет теплое местечко… – Дюрер умолк и тронул Дисмаса за плечо. – Ты что, все деньги у него держал?
На казни мастера Бернгардта, состоявшейся две недели спустя, не было недостатка в зрителях. Все сходились в том, что отсечение головы – слишком великодушный способ доставки презренного мошенника Сатане. Поступали ходатайства о более продолжительных способах умерщвления. Для исполнения приговора намеревались пригласить заплечных дел мастера из Майнца. Среди изобретений, прославивших город, был не только печатный станок. Майнцский палач недавно предложил новый метод экзекуции под названием «большая марионетка». Уши, ладони и стопы приговоренного протыкали громадными рыболовными крючьями, к которым привязывали веревки, и подвешивали несчастного, заставляя его плясать в воздухе вплоть до наступления смерти. («Малую марионетку», позволявшую ногам жертвы касаться земли, использовали для пыток.) К сожалению, городской совет Нюрнберга посчитал, что применение этого способа станет нежелательной рекламой инноваций города-конкурента.
Читать дальше