Кристофер Бакли - Собиратель реликвий

Свои памфлеты он писал с бешеной скоростью. За ним едва поспевал печатный станок. Лютер отверг таинство епитимьи. Отверг существование чистилища. Отверг верховенство Рима. Земля содрогалась под его сандалиями.

Это было что-то невероятное. Папа римский, император Максимилиан и Альбрехт – три самых могущественных человека не только в Европе, но и во всем в мире – мечтали отправить его на костер. Но всякий раз, когда к вязанкам подносили факел, Лютер выхватывал его и поджигал царственные мантии. Как это удавалось простому монаху? Впрочем, его оберегал Фридрих, отказываясь выдавать своего саксонского подданного в руки сторонних властей. И что это сулило Фридриху? Ничего, кроме враждебности могучей тройки. Как ни парадоксально, Фридрих продолжал оставаться искренним католиком. Насколько известно, он не принимал ни один постулат еретической доктрины Лютера.

Выплеснув гнев, Альбрехт заговорил помягче:

– Вы собираетесь в Виттенберг?

– Сначала заеду в Нюрнберг. Я несколько месяцев не был дома.

– Заверьте нашего брата во Христе Фридриха в нашей непреходящей любви, – вздохнул Альбрехт. – Как поживает его коллекция? По-прежнему обширнее нашей?

– Числом обширнее, – ровным голосом ответил Дисмас, – но в ней ни единая святыня не превосходит блеском лодку вашего преосвященства.

– Он будет нам завидовать.

– Несомненно.

Альбрехт протянул руку для лобызания:

– Счастливого пути, Дисмас. Возвращайтесь к нам поскорее. Привозите чудесные находки. И вот еще что, Дисмас…

– Да, ваше преосвященство?

– Если отступничество Лютера укоренится, то вся коллекция вашего дядюшки, будучи обширнее нашей, и пострадает больше нашей. Напомните ему, что все его залы в одночасье утратят всякий смысл. – Подавшись вперед, он задул большую свечу на столе. – Так и передайте.

Дорога до Нюрнберга тянулась бесконечно. Дисмас, угнетенный возмутительной показушностью Альбрехта, преисполнился самых скверных предчувствий. Кто знает, что ждет впереди? Скорее всего, Лютеру несдобровать даже под протекцией Фридриха.

Спору нет, Фридрих – влиятельная персона: правитель Саксонии, курфюрст, князь-выборщик Священной Римской империи. Но лишь один из семи. Еще одним был Альбрехт. Если император Максимилиан и вправду умирал от французской болезни – а сомневаться в этом не приходилось, – то неизвестно, станет ли его преемник так же сквозь пальцы смотреть, как Фридрих покрывает Лютера. Поговаривали, что трон Максимилиана унаследует его внук Карл, король Испании, более решительный, а вернее – непоколебимый поборник католической доктрины. Он вполне может сказать «довольно» и арестовать Лютера, не обращая внимания на Фридриха. И что тогда? Междоусобная война внутри империи? Выдержит ли ее Фридрих? Разумеется, нет. Эти раздумья тяготили Дисмаса без меры. Он чувствовал себя дряхлым старцем.

Наконец путешествие завершилось: ранним утром из тумана торжественно выступили зубчатые стены и величественные башни свободного имперского города Нюрнберга. Дисмас неожиданно понял, что истосковался по иным видам.

Пришла пора возвращаться в родные края, как сделал Маркус. В горы, в отчий Мюррен – крохотную деревушку на самой вершине огромных скал. Эта мысль, внезапная и пронзительная, наполнила его радостью. Дисмас невольно улыбнулся. Да, время настало. Он пришпорил коня в рысь.

Сначала он заглянет к своему другу Дюреру. Нет, сначала зайдет в баню, отмокнет в горячей ванне, переоденется в чистое, а потом – к Дюреру. Они славно поужинают, немного захмелеют – на этот раз не до такой степени, что Дюрер полезет на стол выкрикивать оскорбления в адрес папы, – после чего Дисмас наконец-то выспится на чистом белье в собственной кровати. А утром отправится к мастеру Бернгардту за своими сбережениями.

Он прикинул, много ли накопил. Согласно последнему отчету мастера Бернгардта – больше двух тысяч золотых флоринов. Приличная сумма. С лихвой хватит на всю оставшуюся жизнь. Для такого богатства нужна повозка. Дисмас чуть было не расхохотался. Да, он отправится домой, найдет себе добронравную милую девушку и напихает ей полное пузо ребятни. Построит дом и каждое утро будет глядеть на горы, на Эйгер и Юнгфрау, – вид, от которого всякий раз захватывает дух. Не надо гоняться за мощами и лебезить перед продажными архиепископами. Дисмасу давно не было так покойно и хорошо – с тех самых пор, когда Хильдегарда и дети были еще живы.