Сигрид Унсет - Сага о Вигдис и Вига-Льоте. Серебряный молот. Тигры моря - Введение в викингологию

«Сын Эльвира…»— с горечью думала она. Сын, которого он давно хотел иметь. И он получит его, как предсказывал Сигурд во время жертвоприношения.

Она предполагала, что все мысли Эльвира вертятся теперь вокруг сына. Теперь он думал и заботился не о ней: получив то, что хотел, он больше не нуждался в ней.

Но почему же, думала она с замиранием сердца, почему он говорил ей такие красивые слова, был с ней так добр и заставил ее так безнадежно влюбиться в него?

Вот почему Сигрид сидела за ткацким станком, и под ее руками вырастали картины, изображающие богов и героев, походы викингов и праздничные шествия. И только в искаженных формах животных, помещаемых ею среди картин, просматривалось внутреннее страдание.

Мало-помалу все заинтересовались ее работой и стали каждый день ходить и смотреть, как идет дело, и при этом не скупились на похвалу. Но она ждала похвалы от Эльвира, слова других ее мало трогали. Но он не приходил.

После йоля в Мэрине готовилось жертвоприношение, и на этот раз Эльвир решил, что она останется дома, даже не спросив ее об этом. Тора тоже не поехала. Сразу после возвращения из Мэрина в Эгга ожидались гости; среди приглашенных был ярл Свейн со своими домочадцами, так что Тора решила остаться дома, чтобы подготовить все наилучшим образом.

Сигрид до этого никогда не видела ярла Свейна, и он сразу понравился ей: своими широкими, мощными плечами он напоминал Турира, но черты лицо у него были совершенно иные.

Холмфрид, дочь короля, тут же спросила о Рагнхильд и ее сыне, отметив, что Сигрид выглядит неважно. И когда они остались наедине, она сказала:

— Если тебе понадобится с кем-нибудь поговорить, Сигрид, ты можешь смело приезжать ко мне в Стейнкьер!

Сигрид ничего не ответила, потому что кто-то вошел. Но она подумала, что было бы очень глупо, если бы Сигрид дочь Турира из Бьяркея потащилась в Стейнкьер со своими жалобами.

В Бьяркее тоже ставили на стол на йоль все самое лучшее. Ведь, как говорили старики, как начнется год, такой и быть жатве. Но Сигрид никогда раньше не видела такого изобилия на столах, как это было в Эгга.

Кое-кто из мужчин напился еще до наступления вечера. Но ни Эльвир, ни ярл не были пьяными, хотя, как ей показалось, пили они довольно много. И уже после того, как большинство гостей разошлись по домам, ярл Свейн и Эльвир завели разговор.

Сигрид тоже сидела с ними, поскольку никто не намекал на то, чтобы она ушла; она осталась вместе с Холмфрид и Торой.

Вместе с ярлом приехал его священник; этот молодой человек никогда раньше не бывал в Эгга. Вид у него был такой, словно он не собирался никогда больше сюда приезжать, узнав, что находится в гостях у главного жреца храма Мэрин.

Эльвир был настроен весьма задиристо; он говорил о «нас обоих, священниках», подчеркивая тем самым, что христианские священники не обладают такой полнотой власти, как языческие, поскольку не могли принимать участия в тинге [31] Суд, вече. . Сигрид эта шутка показалась неуместной, но было ясно, что ярла, так же как и Эльвира, забавляет рассерженный вид священника.

— Эльвир не такой уж закоренелый язычник, — сказал ярл. — Ты ведь был крещен, Эльвир, не так ли?

— Да, — ответил Эльвир с напускной серьезностью, — первый раз в Миклагарде [32] Древнескандинавское название Константинополя. , а второй раз в Англии. — Он бросил быстрый взгляд на священника. — И не следует забывать о тех днях, когда я следовал пророку Мухаммеду!

Прошло несколько секунд, прежде чем священник окончательно понял, о чем идет речь. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл его. Потом перекрестился и начал бормотать молитвы.

Эльвир следил взглядом за его движениями. Потом с глубокомысленным видом сделал глоток из чаши.

— Да, я был однажды христианином, — не спеша произнес он. — Я целый год учился у священника в Миклагарде. И я пришел к выводу, что вы, христиане, не живете согласно своим заповедям.

Он замолчал и, поскольку никто не возражал ему, продолжал дальше:

— Меня учили, что Христос — человек мирный. Он выступал против жажды власти, мести и насилия, как мне говорили, и он охотнее дал бы себя убить, чем взял бы в руки оружие. И я усвоил христианскую заповедь «не убий». Однако те христиане, которых я встречал, то и дело хватались за меч. И это не единственная заповедь, которую они нарушали. Еще будучи ребенком, я усвоил, что человек должен быть честным и не отказываться от своих слов; и постепенно я начал презирать христиан, учивших одному, а делающих совсем другое. Я видел, как они нарушают одну заповедь за другой, после чего каются, а потом без малейших угрызений совести снова нарушают эти заповеди. И в конце концов я понял, что ошибка заключена в самом учении. Ни один человек не может жить по-христиански.