Сергей Степанов - Последний викинг. Великий город

У кривичей имелось необычное кресало. Когда Харальд впервые увидел эту вещь, он решил, что перед ним изделие северных кузнецов. Кресало украшали две птицы, которых можно было принять за двух воронов Одина. Приглядевшись, норманн увидел, что это не вороны и даже не птицы, а скорее лоси с крыльями и когтями вместо копыт. Кривичи выменяли кресало у какого-то гостя, плывшего с товаром в Новгород. Зажав пальцами ветвистые головы птицелосей, кривич с силой бил по кресалу острым куском кремня. Каждый удар высекал яркие искры, которые падали на заботливо подложенный сухой мох. Вскоре над мхом появился белый дымок. Кривич раздул слабый огонек, и мох занялся пламенем.

Один из братьев угостил норманна хлебом. Откусив от черной, словно горелой, краюхи хлебах, Харальд выплюнул несъедобный кусок. Братья недоуменно покосились на привередливого чужеземца. По их словам, весной хлеб всегда такой. По сусекам едва удается наскрести горстку ржаной муки, которую смешивают с толченной сосновой корой. Кривичи ели хлеб из коры, не морщась, а старший еще и причмокивал беззубым ртом от удовольствия.

– Добро, что хоть такой хлеб остался, – приговаривал он. – Небось, месяц май: не холоден, так голоден!

– Авось живы будем! – утешал его младший.

Братья мечтали по возвращению домой отведать голожопицу, отменное лакомство, по их уверениям. Норманн даже не стал спрашивать, отчего такое название? Какое лакомство могло быть у бондов, носивших дранные порты, из прорех которых сверкали голые зады? Когда Харальд упрекнул кривичей за то, что они из-за лени не посадили достаточно хлеба, братья равнодушно отвечали:

– Сей рожь али не сей, все едино будешь голодать, коли лешим не угодно! Суди сам, князь! Пожгли мы лес, вывернули корни, прошлись сохой. Ждем урожая сам-пять, бо земля с золой в первые три года отменно родит. Ан налетит холодный сиверко али засуха приключится али червь пожрет. На семена не соберешь, и труды втуне пропадут. На авось пашем, на небось живем! Ничего наперед не ведаем!

Пожалуй, он напрасно упрекал братьев в лени. Шесть сытых нарядных холопов боярина Вышаты еле-еле шевелили веслами, а худые кривичи неутомимо гребли целый день напролет. Один раз Авоське понадобилось срубить нависшее над рекой дерево. Исландец Халльдор решил размяться и заодно показать тощим кривичам, как следует работать секирой. Он взял из рук смерда топор и рубанул по дереву. Очень сильно рубанул, пробил бы железный шлем. Кривич только скривился, как будто ударили его самого.

– Варяг, ты изгубишь топор. Сильно бьешь, а проку нет!

Он забрал свой топор и несильными, но точными ударами повалил дерево так быстро и споро, что исландец не успел и глазом моргнуть. Харальд осмотрел пень и подивился ровному срезу. Если бы он сам не наблюдал за рубкой, то решил бы, что толстое дерево срублено одним могучим ударом.

– Вдвоем с братом они легко расчистили бы большое лавовое поле, – признал исландец.

Ловать мельчала, её берега теснились все ближе к друг дружке. Харальду казалось, что, если он раскинет руки пошире, то упрется ладонями в высокие обрывы. Между тем кривичи, руководствуясь какими-то ведомыми только им знакам, внезапно повернули в неприметный ручей, спрятавшийся за разросшимися й кустами. Ручей можно было перепрыгнуть или перейти, не замочив колен. Вскоре ручей потерялся в мшистом болоте среди коряг и высохших деревьев. На смену ручью явилась Копанка – узкая канава, выкопанная в незапамятные времена по Волочинскому мху. Она шла через многочисленные омуты, заросшие камышом. Лес на болоте состоял из чахлых сосенок. Кривичи привязали к носу челна веревку и тащили судёнышко по Копанке. Комары кусались нещадно, но кривичи только посмеивались, говоря, что сейчас благодать, а вот в разгар лета здесь тучи гнуса, который набивается в рот и в нос.

– Гнус не страшен, князь! Бойся нечистой силы, что обитает на болоте, – предупреждал Авоська.

– Тут кикимора болотная прячется за корягой, водяной живет в омуте. Баба-яга, костяная нога, в ступе едет, пестом упирает, помелом след заметает! – пугал Небоська.

Они не встретили нечисти, обитавшей в трясине. Вскоре Копанка привела к озеру. Неширокая протока связывала это озеро со следующим, а за вторым озером открывалось третье и четвертое. Они были нанизаны друг на дружку, ровно стеклянные бусины на нить. Озера поросли камышом, в которых кривичи проделывали проходы. Иногда из-за стены камыша выглядывали шалаши рыбаков. К открытой воде вели настилы из жердей, на торчащих их воды кольях сушились неводы и прочая рыбацкая снасть. Тянуло дымком от костров.