Сергей Цветков - Карл XII. Последний викинг. 1682-1718

Вольтер называл этого человека самым удивительным из людей.

У него в самом деле удивительная судьба — прижизненная и посмертная.

Карл XII оказал сильнейшее влияние на пути развития как шведской, так и российской истории, не говоря уже о Польше, Саксонии и Дании. Для Швеции его правление ознаменовало наивысший взлет «великодержавной» идеи, а гибель привела к постепенному отказу от империалистических амбиций. Россия в ходе войны с Карлом XII была поставлена перед необходимостью реорганизовать всю систему государственных и общественных отношений, а победа в Северной войне сделала ее полноправным членом тогдашнего европейского сообщества.

Таким образом, Карл XII, одно время всерьез угрожавший самому существованию Российского государства, казалось, должен был бы привлечь к себе пристальное внимание российских историков. Однако этого в силу каких-то непонятных причин не произошло. До сих пор в российской исторической литературе отсутствуют труды, целиком посвященные его личности; некоторые стороны его деятельности освещаются в основном только в связи с украинским походом и Полтавским сражением. С XVIII века почти не сдвинулся с мертвой точки перевод на русский язык шведских источников, относящихся к этой эпохе.

Между тем в Европе Карл XII был и, пожалуй, остается одним из самых популярных исторических деятелей, избалованных постоянным вниманием историков. Прежде всего это относится, конечно, к Швеции, где с конца XVIII века поэты-романтики, обратившиеся к национальной старине, к глубинам народной жизни с ее безыскусной поэзией, открыли красоту скандинавских саг. Поразительное духовное родство Карла с древними витязями пробудило их интерес к личности короля, который в свой эпикурейский век, казалось, возродил идеал героя старинных преданий. Так, Э. Тегнер, творец эпического «Фритьофа», называл Карла «величайшим сыном Швеции» и воспевал его соратников (поэма «Аксель»). В свою очередь и лучшие историки Швеции позапрошлого века были одновременно замечательными поэтами — отчасти, может быть, потому, что цензура долгое время не допускала ознакомления с достоверными историческими источниками, особенно касавшимися гибели Карла XII: их труды о Карле XII содержали, наряду с историческими фактами, немалую долю поэтической идеализации его личности, что нередко мешало им правильно определить его место в шведской и европейской истории. Например, знаменитый историк Гейер, автор замечательной баллады «Викинг», ставил Карла XII в один ряд с королем Густавом Адольфом и Карлом Великим. Это соединение усилий поэзии и истории привело к тому, что Карл XII стал первым шведским королем, чей день рождения отмечался как национальный праздник.

В остальной Европе, за редкими исключениями, господствовали противоположные взгляды на личность Карла XII, сохранившиеся почти без изменений до наших дней. Особенно яростно накинулись на него представители той исторической школы, которая рассматривала историю с точки зрения разума, гражданского благоденствия, демократии и морали. Эти ученые не скупились на бранные эпитеты и уничижительные оценки. Российский историк Шлоссер, например, писал, что страсть Карла XII к необычайному более прилична сумасбродному английскому охотнику за лисицами, чем разумному полководцу и государю. А его коллега немецкий историк Роттек, признавая, что «энергия и отвага Карла, если бы они управлялись разумом, сделали бы его величайшим воином, а если бы сопровождались гуманностью и любовью к гражданам — лучшим государем», прибавлял: «Нельзя, однако, отделаться от неудовольствия, даже отвращения к монарху, который ровно ничего не уважал и не любил так, как лагерь и победу, для которого государство было только арсеналом, а народ — жнитвой солдат, который был равнодушен ко всякому благоденствию граждан, чужд всякой гражданской добродетели, с негодованием относился ко всякой мысли о гражданской свободе и который не считал падение своего отечества, даже разорение целого материка, слишком дорогою ценою для удовлетворения солдатской похоти… При невыносимом военном разорении, которое он принес всему северу и востоку, при неизлечимом бедствии, в которое он поверг свое отечество, Карл сделался полезен человечеству только тем, что доказал особенно ярким примером, как гибелен абсолютизм и как плачевно состояние народа, рассматриваемого по имущественному праву как вещь и слепое орудие и не имеющего относительно своего государя ни голоса, ни самостоятельного права». В последнее время к этой точке зрения на Карла XII не прочь примкнуть и некоторые шведские историки, как, например, Энглунд, который проводит прямую связь между полтавской катастрофой и нынешним благосостоянием Швеции, отказавшейся от претензий на роль великой европейской державы.