Алексей Зубков - Скажу, что упал с моста

— Они убили носорога! — вскричал охотник, как будто покойный был его другом.

— Сволочи! — выругался Шнайдер, которому явно не понравилось, на что стал похож охотничий домик.

— Как? Чем? — недоумевал охотник.

— Какая разница, — выдохнул Шнайдер. Он развернулся на крыльце и схватился за меч.

На дистанции шага и вытянутой руки лучшее оружие — то, которое уже в руке. Если рука пустая, то и так сойдет. Шнайдер не успел и до половины выдвинуть клинок из ножен, как я подскочил к нему, левой рукой схватил за кисть его правой, сдернул его с крыльца и от души ударил встречным в челюсть. Он отлетел назад и упал как убитый.

Охотник запоздало выхватил меч, и еще более запоздало выхватил меч Альбрехт. Я прыгнул на охотника, схватил его двумя руками за кисть и локоть правой, пригнул к земле, перехватил шею локтем и придушил, добросовестно, но не насмерть.

Внутри домика раздался негромкий взрыв. Часть фасада пошатнулась и завалилась вовнутрь. Пожар разгорался, и было понятно, что ничего уже не потушить и не спасти.

Мальчишка-оруженосец не успел ничего сделать, и так и стоял у коновязи.

— Вы вообще понимаете, что делаете? — удивленно спросил он. — Напали на рыцаря и управляющего. Сожгли охотничий домик Виттенштейнов. Испортили подарок герцога королю…

— Слушай, парень, — сказал я, подходя к нему вплотную. — Мы, швейцарцы, вашего короля в гробу видели и на алебарде вертели. Лизателей королевской задницы мы видели в двух гробах. Австрийскому рыцарю домик сжечь — святое дело, жаль, что не замок. А носорогов мы вообще руками рвем и на завтрак едим.

— Ладно-ладно, а в дом-то вы его зачем затащили?

— Мы его похитили и обесчестили, — пошутил Альбрехт.

— Ну вы и звери…

— Скажи-ка нам лучше, как отсюда убраться, чтобы никого по дороге не убить и ничего не сжечь? — подыграл я. — Ты ведь не хочешь разделить судьбу носорога?

Парень сказал. Он не рискнул обмануть, потому что не знал, что мы не знаем местных дорог, а в глубине души он был уверен, что мы все равно не уйдем от длинных рук Виттенштейнов, их соседей, герцога и короля. Но мы ушли. Забрали лошадей, выехали через лес обратно на большую дорогу, а там разделились на первом же перекрестке.

— Куда ты теперь? — спросил Альбрехт на прощание.

— Наймусь на работу в какой-нибудь замок, — ответил я, — не могу же я вернуться домой с пустыми руками.

— А как объяснишь, почему ты в рваной и грязной одежде, без вещей и без оружия?

— Скажу, что упал с моста.

Через несколько лет мы случайно встретились в Базеле, и он нарисовал мне в подарок эту картинку, которую я никому не покажу. А я в ответ сходил на кухню и испек замечательный штрудель, вкус которого он не сможет передать картиной.

— Отпускаю тебе грехи, связанные с носорогом, — сказал священник. — Одному Богу ведомо, сколько человек погубило бы еще это чудовище, возьмись они его ловить и везти в Инсбрук. А картинку оставь мне, у этого Альбрехта есть, чему поучиться.

Литургическое облачение — лента на шее у католического священника, надевается при богослужениях.

Немецкие ландскнехты (отмечу, исконные и непримиримые враги швейцарцев), сражающиеся за двойное жалованье и располагавшиеся в первых рядах ( прим. верстальщика ).

Термин «гобелен» появляется только в 19 веке.

На то время Максимилиан Первый уже избран, но еще не коронован как император.