Алексей Зубков - Скажу, что упал с моста

— Альбрехт, отвлеки его, я сейчас упаду!

— Дай только фитиль поджечь!

Точно, аркебузу ведь мы оставили заряженной. Всего и дел осталось — достать огниво и трут, высечь искру, раздуть огонь и поджечь фитиль. Интересно, что будет раньше — носорог доломает лестницу и отойдет, я упаду или Альбрехт зажжет?

Раньше упал я. Плюхнулся носорогу на спину, хорошо, что не на рог.

Носорог закружился, и я уперся руками в его спину и стал кружиться вместе с ним. Он злобно поворачивал голову, но толстая шея не давала ему меня достать. Между делом он снес и не заметил одну из опорных колонн в середине комнаты. Потом он попытался прижать меня к стене. Шарахнул плечом об стену так, что треснула одна из несущих колонн каркаса, и штукатурка посыпалась. Меня бы расплющило в лепешку, если бы я не догадался взбежать ногами по стене, опираясь руками на носорожью спину. В момент удара я уцепился за край большой шпалеры [3] Термин «гобелен» появляется только в 19 веке. и повис на нем.

Вопреки моим ожиданиям, не все у этого рыцаря было сделано с большим запасом прочности. Шпалера не выдержала моего веса и сорвалась со стены. Я свалился по другую сторону носорога, а шпалера накрыла его как попона.

Носорог фыркнул свое «пфафф» и опять начал поворачиваться, быстро перебирая ногами. Я натянул шпалеру ему на голову и от всей души наколол толстый ковер на рог.

Тут же в дверь влетел Альбрехт с аркебузой. «Бабах!» — жахнул он с четырех футов носорогу в бок. У меня аж уши заложило, а чувствительные ушки носорога и вовсе сложились конвертиком. Краем глаза я увидел через облако порохового дыма, как улетает назад, роняя ружье, темный силуэт в дверном проеме. Похоже, мой друг недооценил мощь полуторного заряда для этой ручной пушки.

Носорог, одетый в дымящуюся шпалеру, повалился на бок.

Я осознал, что только что чуть не умер страшной смертью. Ноги у меня подогнулись, и я присел на убитую тушу. Дрожащими руками я поднял край шпалеры и вытер вспотевшее лицо.

Открыв глаза, я увидел перед собой черный глаз носорога. Глаз мигнул, как бы намекая, что одной пули для такого большого тела маловато. Туша у меня под задницей шевельнулась. Раненый гигант начал вставать.

— Как ты меня достал! — заорал я, выдернул из ножен кинжал и воткнул его зверю в шею почти на всю длину. Да, скажу я тебе, кинжал был хорош. Одной рукой я пробил толстенную шкуру чудовища!

Носорог встал, при этом кинжал легко вышел из раны, что, опять же, говорит о большом мастерстве кузнеца, который его создал. Одной ногой зверь наступил на шпалеру, которая порвалась, как простая рубашка, и сползла с головы зверя.

Едва успев встать, наш толстокожий подранок упал снова, на этот раз на колени — не выдержала передняя нога, в которой выше колена все еще торчал арбалетный болт.

Мне открылся для удара его затылок, куда я и вонзил свой чудесный кинжал по самую рукоять, таким ударом, каким охотники добивают оленей.

Носорог взревел, поднял голову, пробежал несколько шагов и упал замертво прямо перед дверью. Кинжал защемило между черепом и позвоночником.

— Якоб, сюда быстрее! — крикнул Альбрехт снаружи.

Я выскочил из дома. Альбрехт закрыл за мной дверь, схватил меня за рукав и потащил к тропинке, на которой мы утром встретили Шнайдера и крестьян.

— Что случилось? — спросил я.

— У меня есть плохие новости и, наверное, тоже плохие новости.

— Давай сначала плохие.

— Сюда едут трое конных.

— А «наверное, тоже плохие»?

— Внутри все разнесено в клочья, а подаренный тобой милой зверушке носовой платочек в стиле «мильфлёр» стоит существенно больше, чем обещанные нам четыре гульдена. В нем дырка от рога, дырка от пули, а еще он, насколько я могу увидеть, горит. С этой охотой мы точно в убытке окажемся.

— У тебя одни деньги на уме.

— Чья бы корова мычала… Ты же швейцарец, тебе четыре гульдена как Иуде тридцать сребреников.

— За ругательства с коровами могу и морду набить.

— Лучше подумай, что сказать тем, кто приедет.

Легко сказать, подумай. Мы и так были в сплошном убытке. Мой корд и кинжал остались в туше носорога, топор валялся где-то на полу, а кошелек я, похоже, выронил, когда снимал пояс, чтобы втащить Альбрехта на берег. Альбрехт сохранил меч и кошель, но все остальное его имущество тоже лежало в доме. Зато у меня всех ранений было пара заноз и синяк на боку, когда носорог тащил нас с волком по берегу, а художник ушиб локоть, влетая в дом, отбил ладонь, падая с крыльца, и поставил здоровенный синячище под ключицей, стреляя полуторным зарядом из крупнокалиберной аркебузы.