Георгий Любарский - Морфология истории. Сравнительный метод и историческое развитие

Исходя из того, что мы знаем о собственном времени системы, мы можем полагать, что в одном возрасте эпохи ведут себя примерно одинаково. Конечно, это только приблизительное предположение - ведь эпохи разные, а даже люди ведут себя по-разному, находясь в одном возрасте. И все же некоторые ожидания относительно даже незнакомого человека, о котором нам известен лишь возраст, мы можем высказать. Если семилетний мальчик говорит: “Я никогда не женюсь!”, это кажется вполне нормальным. И если восемнадцатилетний молодой человек очень интересуется знакомством с особами противоположного пола, это также не есть нечто неожиданное. Значит, можно попытаться представить себе, что можно сказать о прошлом и настоящем нашей эпохи, оглядываясь на соответствующий возраст единственной сколько-нибудь хорошо знакомой нам закончившей свой путь эпохи - греко-латинской.

Прежде всего: сколько нам сейчас годиков? С начала нашей эпохи прошло менее 600 лет. Это около трети возраста эпохи. Значит, нам сильно за 20, но до тридцати еще не дожили. Молодость у нас на дворе, из подростков уже вышли, зрелости еще, пожалуй, не достигли. Мы знаем, что вскоре после начала греко-латинской эпохи в “центральном” регионе этой эпохи, в Элладе, наступила эпоха расцвета искусств и философии. Период этот был краток, но на последующие тысячелетия запомнился всем как классический этап развития культуры. Это время в хронологии Эллады отстоит от “начала истории” этой эпохи лет на 200-300, может быть, 400. Что гомологично этому времени в современной эпохе?

И вот здесь надо обратить внимание на важную особенность ответа. Что бы мы в зависимости от вкусов и склонностей ни выставили в качестве гомолога Высокой Классики - хоть само Возрождение, хоть по-моему более подходящую на эту роль эпоху Просвещения, европейский XVII, XVIII, самое начало XIX вв. - в любом случае очевидно, насколько это не похоже на то, что мы ощущаем, всматриваясь в творения классической Греции. Мы находим великие, классические литературы Нового времени, знаменитый, классический театр, классическую философию - но все же Гегель не Платон. Кант не имеет никаких существенных сходств ни с одной фигурой классической Эллады. Смысл времени совсем иной, и любые прямые переносы значения одного события в похожий период другого времени, - по крайней мере сомнительны. Да, это время классики и время расцвета, но цветут уже не те цветы, что распускались в IV в. до Р.Х.

Затем, проходя далее по датам Древней истории, мы сталкиваемся с Первой Империей, с Великим Римом. Бессмысленно говорить, что это не была всемирная империя - она завладела ойкуменой, и этого довольно. Целый мир был римским, - пусть даже потом выяснилось, что этот мир - еще не весь мир. Примерно то же мы наблюдаем и сейчас - разве мир не стал “моноцентрическим”? Но какова разница! То, что США - не Рим, объяснять никому не надо. Есть сходства - Рим массовым образом заимствовал культуру Греции, Америка живет культурой Европы, есть и отличия. Есть великие войны, нет великих завоеваний, господство устанавливается не военно-политическое, а экономическое и идеологическое. И здесь становится очевидным, что если говорить о всемирной культуре, о всемирно господствующей культуре, то назвать ее следует англосаксонской, а не просто американской.

Снова мы видим сходство самых общих очертаний и глубочайшее различие в значимостях и смыслах. Если бы кто-нибудь в конце XVIII в. попытался на основании таких сходств исторических времен указать на Америку как подобие Рима, он столкнулся бы с полным непониманием - ведь в то время Америка была крайне провинциальным государством, никак не определяющим ход мировой истории. Теперь некоторые общие контуры прорисовываются, одновременно становится очевидным, насколько формально это сходство. Вовсе не правовая мысль правит сейчас миром, и вовсе не универсальные идеи разума отстаивает американская культура.

Далее, вслед за чередой римских завоеваний, в одной из провинциальных стран тогдашней средиземноморской ойкумены случилось величайшее событие, совершенно изменившее ход истории. Произошло это лет через 600-700 после начала греко-латинского времени, в ту пору, когда греко-латинская эпоха прожила примерно треть своей жизни. В гомологичный этому период времени мы сейчас и вступаем - в своем, германском времени. Все, что можно сказать по этому поводу, - что из предыдущих сходств мы должны научиться видеть, в каком именно смысле можно говорить о повторяемости событий. Приблизительно в это время, в первой трети жизни, с историческими эпохами иногда случаются чрезвычайно важные вещи, способные совершенно повернуть ход дальнейшего развития. Что именно это за явления, какое они имеют значения, хороши они или нет, добры или наоборот, - все это меняется от человека к человеку, от эпохи к эпохе. Относительно ожидаемых крупных событий трудно сказать, к добру ли сие; видимо, прежде всего отношение человека к этим событиям оказывается определяющим для оценки событий. Для ожидание такого рода вещей важно помнить, что ничто, гремящее внешне - войны и банковские кризисы, открытия наук и достижения искусств, - несравнимо с такими событиями. Происходит нечто, переворачивающее само будущее, но современники не способны это заметить. Где-то на окраине мира вновь появился еще один беспокойный пророк, грозящий миру бедами и несчастьями, - замечает избалованный и цивилизованный столичный житель. Он забывает об этом при следующей же сводке новостей. Для потомков же столичного обывателя жизнь его будет представлять интерес уже потому, что он был современником великих и грозных событий. Так происходит история.