Затем был праздничный обед, а после начались показательные маневры; публика на берегу весьма довольна, но я вижу, как корабли в кильватерную линию выстраиваются — уходим, значит, из Ливорно! Елизавета ничего не замечает, стоит на палубе, флотом любуется, а ко мне подходит Грейг и шепчет:
— Пора, ваше сиятельство! Литвинов, гвардии капитан, нарочно из Петербурга прибыл для ареста самозванки. Вы пройдите в свою каюту, а Литвинов всё сам наилучшим образом сделает.
Ушёл я; сижу, жду, не будет ли шума какого? Нет, тишина: видать, мастер своего дела, этот Литвинов! Через какое-то время заходит ко мне Грейг, чрезвычайно довольный, и сообщает, что арест произведён, самозванка заперта в каюте.
— Однако пришлось сказать, что вы так же арестованы, но просите княжну сохранять спокойствие. Это было необходимо, что не дать ей впасть в полное отчаяние, — объясняет Грейг. — С позволения вашего сиятельства, я составил письмо от вашего имени, в котором имеются утешение и надежда для нашей принцессы.
— Весьма ты умен, адмирал, — отвечаю ему. — Действуй, как знаешь…
Ночью бес искушать меня стал. Шутка ли, знать, что Лизанька рядом со мною сейчас мучается, бедная, страдает, и каждую минуту ждёт через меня спасения! Всё доводы рассудка перед этой картиной померкли, сердце возгорелось — не счесть, сколько раз я за шпагу и пистолет хватался, чтобы идти Лизаньку освобождать! Как с собой совладал, не ведаю, но стоила мне эта ночь многих лет жизни.
С рассветом вновь пришёл ко мне Грейг:
— Ваше сиятельство, вы не только мой командир, но милостивый покровитель, от которого я столь много благодеяний получил. Позвольте на правах вашего покорного слуги дать вам совет: скоро мы прибудем в Неаполь, и вам было бы полезно сойти там на берег, дабы далее проследовать в Россию сухим путём. Всем известно, что вы плохо переносите морское плавание, и ваш уход с корабля будет воспринят как должное. Длительный же вояж по Европе пойдёт на пользу вашему сиятельству, ибо позволит забыть неприятные впечатления.
Что же, прав он был, как ни крути! Останься я на корабле, бед натворил бы или свихнулся бы!
Сошёл я в Неаполе на берег, а эскадра в море ушла. Я на пристани стоял, пока последний корабль из виду не скрылся: смотрю и представляю, как там сейчас моя Лизанька томится. Слезы у меня из глаз текут, а слуги на меня чуть не с ужасом глядят: никогда не видели, чтобы граф Орлов плакал.
* * *
В Россию я возвратился через несколько месяцев; императрица меня благосклонно приняла и поблагодарила за поимку самозванки. Сказала, что содержат княжну Тараканову хотя и в крепости, но в весьма хороших условиях: даже горничную при ней оставили.
— А если самозваная принцесса истинную правду о своём происхождении расскажет, то велю её освободить, — сказала ещё Екатерина. — Такое признание всякую опасность переворота уничтожит и сделает сию соискательницу престола просто смешной. Однако она упрямо продолжает называть себя дочерью императрицы Елизаветы и Разумовского; сходили бы вы навестить свою приятельницу, граф Алексей Григорьевич, — растолкуйте ей, что ключи от своей темницы она в собственных руках держит. «Упрямство — хуже пьянства», — в народе так говорят.
Тяжко мне было с Лизаветой в крепости встречаться, но надо было, если от этого её освобождение могло произойти. Прихожу к ней и не могу узнать: исхудала она, лицом почернела, глаза впали и лихорадочно блестят.
Завидев меня, вскочила Лизавета с постели и язвительно говорит:
— Сам граф Орлов ко мне пожаловал! Какая честь для бедной узницы!
— Ругай меня, как хочешь, Лизанька, — отвечаю, — но что сделано, то сделано. Вспомни, ведь я тебя отговаривал престола домогаться, взамен короны любовь свою предлагал.
— Я виновата, одна я! — кричит она. — А граф Орлов ни при чём: он такой благородный господин!
— Я с себя вины не снимаю; затем и пришёл, чтобы искупить её, — говорю. — Твоя участь ныне от тебя зависит: признайся, что ты самозвано себя наследницей покойной императрицы объявила — и в тот же час выйдешь на свободу. А я обещаниям своим не изменю: мне до мнения людей дела нет — под венец с тобой пойду.
— Бог мой, какое благородство! — повторяет она. — Полно, граф, я вас не достойна: разве можно вам, связавшись с самозванкой, своё имя марать?!
— Имя графа Орлова уже ничто замарать не может, — возражаю, — а злые языки поговорят, да успокоятся.
— Вы меня предали, а теперь хотите, чтобы я себя предала? — с вызовом отвечает она. — Ни вы, ни ваша императрица не добьётесь от меня предательства — я царская дочь и от матери своей не отрекусь. Скажите Екатерине, что не все такие, как вы, кто близких им людей предаёт!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу