Александр Прозоров - Судьба княгини

Во избежание повторения подобных сюрпризов съезд русских епископов и великий князь договорились впредь избирать митрополитов самостоятельно – и в 1449 году возвели на кафедру митрополита Иона.

Из вышеизложенного видно, что никакого особого трепета перед христианством вообще и перед христианскими святителями в частности на Руси никто не испытывал. Свои религиозные потребности и простой люд, и князья, скорее всего, утоляли в первую очередь на языческих капищах. А учитывая тот факт, что место бракосочетания Василия II и Марии Ярославны летописцами старательно обходится молчанием, то даже обряд венчания первого лица государства, похоже, проводился там же – в священной роще. Сиречь – вообще без посещения христианской церкви!

К сему стоит добавить, что «христианское рвение» Софьи Витовтовны также совершенно незаметно в ее деяниях. Хотя в православных летописях она и описывается как ревностная христианка, пострижена в монашки и причислена к лику святых – однако почти за семьдесят лет своего пребывания в Москве во власти великая княгиня так и не смогла достроить Вознесенкий собор, возведение которого начала супруга Дмитрия Донского. Как получила на руки недострой – так его потомкам и оставила, в том же самом виде. Мало того, она еще и Успенский собор ухитрилась снести! Нынешний был построен в 1475–1479 годах, а предыдущий – в 1327 году. Тоже каменный – и потому утверждения о ветхости, случившейся с ним уже через полтора века, вызывают определенные сомнения.

Сравните эти сроки: четыре года – на строительство огромного каменного храма с нуля до первой службы, и семьдесят лет – на то, чтобы «достраивать, достраивать, но так и не достроить».

Очень похоже, что весь вопрос «достройки» упирался лишь в наличие желания.

Полагаясь на все известные нам факты, можно уверенно сказать, что все христианство Софьи Витовтовны являлось всего лишь данью моде. Точно такой же, каковой оно является для современных функционеров – вчерашних парторгов и комсоргов, атеистов и коммунистов, ныне истово крестящихся на церковных службах. Знатным людям полагалось быть христианами – вот великая княгиня себя таковой и называла. Служить же вере христовой деятельно – так у правительницы всегда хватало куда более важных хлопот.

Аналогичный пример можно привести и из жизни Галича. Основанный аж в начале XIV века Спасский монастырь в XV веке «зачах» и возродился снова только в середине XVII века, опять «угас» в начале XX века и снова возродился только в наши дни. В то время как заволочские языческие священные рощи благополучно пережили и насаждение христианства, и насаждение коммунизма, и продолжают невозмутимо процветать даже в наши дни числом больше шести сотен (648 только зарегистрированных священных рощ). Понятно, что в середине XV века влияние язычества было намного более сильным, нежели сейчас, и в тамошних обстоятельствах князь Юрий Дмитриевич Звенигородский просто не мог не быть язычником, иногда посещающим христианские службы.

Подозревать его в том, что он станет слушать некого заезжего Фотия по важным для себя и своего княжества вопросам – просто несерьезно.

Автор не испытывает никакого предубеждения в отношении рязанского князя – однако, согласно хроникам, он и вправду не моргнув глазом постоянно перебегал «со службой» от одного правителя к другому, успев послужить всем великим князьям своего времени – от Витовта до Юрия, не забыв и про двух Василиев. И тут уж из песни слов не выкинешь.

При всем том нужно признать, что если Иван Федорович не желал жертвовать своим уделом и своими подданными во время неких «высших интересов» – это тоже выбор, достойный понимания. Рязанский правитель всего лишь искал сильных покровителей, способных защитить его землю от разорения соседями. Его земли находились на перекрестье торных путей, и по ним регулярно ходили туда-сюда соседские армии. Тут поневоле кинешься искать спасения у кого угодно – хоть у Орды, хоть у Литвы, хоть у Москвы. Самое главное – чтобы очередная армия, каковая пойдет через Рязань, сочла княжество союзным и сильно не разоряла. И не допустила прихода в Рязань своих врагов.

Посему, когда прежний покровитель терял власть и силу – его благоразумно меняли на другого. Если возвращал могущество – ему присягали снова.

Как говорят в таких случаях: ничего личного. Просто политика.