Франк Трентманн - Эволюция потребления [Как спрос формирует предложение с XV века до наших дней]

Эта комната, как и все остальное в жизни Бэббита, была лучше, чем в его детстве. «И хотя ничего интересного в гостиной не было, она не оскорбляла глаза. Чистая, безликая, она походила на кусок искусственного льда». На пианино никто не играл. «На книгах не было ни пятнышка, они лежали на столе аккуратными параллельными стопками». Гигантские решетки перед камином «напоминали образцы, выставленные на продажу в лавке, – унылые, мертвые, никому не нужные предметы» [604] Sinclair Lewis, Babbitt (London, 1922), 95—6. .

В спальне стояли две одинаковые кровати, между ними – столик со «стандартной ночной лампочкой» и «стандартной книжкой для чтения перед сном с множеством цветных иллюстраций», которую никто никогда не открывал. «Матрацы были упругие, но не жесткие, отличные матрацы новейшего фасона, и притом очень дорогие». Радиаторы центрального отопления соответствовали размерам спальни. «Это была образцовая спальня, прямо из каталога Новейший уютный дом для семьи со средним достатком. Но спальня эта существовала безотносительно к Бэббитам и вообще к кому бы то ни было». Дом Бэббитов был построен пять лет назад и располагал «самыми новейшими удобствами». Все в доме работало с помощью электричества. Кругом были штепсели для ламп, пылесосов, торшера, вентилятора, в столовой штепсели для электрического кофейника и электротостера. «В сущности, у дома Бэббитов был только один недостаток: в нем не было домашнего уюта» [605] Lewis, Babbitt , 23—4. .

Вряд ли Хайдеггер или Таут читали роман, но «Бэббит» так или иначе был созвучен многим их опасениям. В настоящем доме нужно жить, а не просто складывать в нем предметы. Бэббит равнодушен к окружающим его вещам, потому что он их не использует. Вещи потеряли свои отличительные черты. Даже книги удалось стандартизировать. Когда-то в молодости Бэббит мечтал стать юристом. Но потом он захотел соответствовать требованиям общества. Чем больше он этим требованиям соответствовал, тем дальше оказывался от счастья и от самого себя. В конце Бэббит понимает, что он стал никем, пустышкой.

Важным отличием между Великой депрессией 1929 года и финансовым кризисом 2008 года было то, что в 1930-е дешевые кредиты помогли британцам выбраться из кризиса.

Такова была главная идея романа, однако Синклер Льюис был слишком хорошим писателем – недаром он первым среди американцев получил Нобелевскую премию по литературе, – чтобы не заметить того, что привлекает людей в стандартизации. Сенека Доун, университетский товарищ Бэббита и адвокат-радикал, ненавидел «вечные жалобы на стандартизацию». Он говорил: «Видите ли, стандартизация per se [сама по себе – лат . ] – отличная штука. Когда я покупаю часы Ingersoll или Форд, я получаю хорошую вещь по невысокой цене и точно знаю, что я купил, – и тогда у меня остается больше времени и энергии на мою личную жизнь». Сам Уильям Джеймс не смог бы выразить эту мысль лучше. Стандартизация создает чувство общности, объединяет нацию. Когда Доун был в Лондоне и увидел изображение американской глубинки на зубной пасте, он заскучал по родине. «Нигде на свете нет таких чудесных домов. И мне наплевать, что они стандартные! Это отличнейший стандарт!» [606] Lewis, Babbitt , 103—4.

В Америке настоящей, а не вымышленной, работать Бэббитам – агентам по недвижимости – было выгодно благодаря нехватке жилья и государственному регулированию арендной платы. Одной из причин, по которой жилье стали покупать чаще, было то, что на продажу выставили многие дома и квартиры, предназначавшиеся для аренды, – это оказалось более выгодным. Опрос о причинах покупки жилья, проведенный сразу после окончания Второй мировой войны, показал следующее: 24 % респондентов смотрели на покупку недвижимости как на прибыльное вложение, 11 % хотели «больше независимости». И все-таки на каждого пятого, кто шел за мечтой об «идеальном частном доме», находился один, который был вынужден покупать дом, так как попросту не смог найти жилья для съема. Многие жаловались на то, что арендная плата взлетела до небес, и в конечном итоге купить жилье было дешевле, чем снимать [607] M. Mead Smith, «Monthly Cost of Owning and Renting New Housing, 1949—50», из: Monthly Labour Review , Aug. 1954, 852. . Поэтому люди не всегда по собственной воле приходили на рынок недвижимости, иногда у них просто не было выхода.

Увеличение числа собственников жилья происходило, конечно, не только в Америке. «Пусть небольшой, но он мой» – строчка из японской версии песни «Мои голубые небеса», популярного джазового хита 1930-х годов [608] Jordan Sand, House and Home in Modern Japan: Architecture, Domestic Space and Bourgeois Culture, 1880–1930 (Cambridge, MA, 2003), 298. . К тому времени модели домов в натуральную величину уже выставлялись на Оксфорд-стрит, словно любой другой потребительский товар. На самом деле ипотека у британцев была даже более щадящей, чем у американцев: первоначальные взносы были небольшими, выплачивать кредит можно было в течение тридцати лет. Первоначальный взнос мог составлять всего лишь 5 % от общей стоимости дома. Важным отличием между Великой депрессией 1929 года и недавним финансовым кризисом 2008 года было то, что в 1930-е годы дешевые кредиты, напротив, помогли британцам выбраться из кризиса. В результате свое жилище появилось у клерков и рабочих. После первоначального взноса в £20 можно было купить дом с тремя комнатами, ванной и кухней общей стоимостью £400. К 1938 году каждая пятая семья рабочего класса владела собственным жильем [609] Peter Clarke, Hope and Glory: Britain 1900–1990 (London, 1996), 144—50; Peter Scott, «Marketing Mass Home Ownership and the Creation of the Modern Workingclass Consumer in Interwar Britain», из: Business History 50, no. 1, 2008: 4—25; а также: Peter Scott, «Did Owneroccupation Lead to Smaller Families for Inter-war Working-class Households», из: Economic History Review 61, no. 1, 2008: 99—124. Данные по Франции см.: Alexia Yates, «Selling la petite propriété: Marketing Home Ownership in Early-twentieth-century Paris», из: Entreprises et histoire 64, no. 3, 2011: 11–40. .