Андрей Серба - Ой, зибралыся орлы...

— Готовсь!

Запорожцы перестали грести, проверили пистолеты, положили рядом на скамьи заряженные мушкеты. У мортиры на носу чайки замерли пушкари, несколько казаков быстро спустили и сложили парус, убрали мачту. Один с обнаженной саблей в руке встал на корме у бухт каната.

— Расходись!

Чайки, плывшие до этого борт о борт, разошлись в стороны, растаяли в темноте.

— Режь!

Взмах казачьего клинка — и на воде появился еще один вертикально плывущий древесный ствол.

— Режь!..

Избавившись от всех деревьев, привязанных к корме, чайка сбавила ход, медленно двинулась в направлении, куда воды понесли сброшенные в воду стволы-мачты. Свистел ветер, шумели сталкивавшиеся между собой и с чайкой волны, все вокруг обволакивала кромешная темнота. Вдруг слева грянул пушечный выстрел. За ним — второй, затем над водной поверхностью раскатился орудийный залп. Едва смолкло его эхо, как новый залп раздался по курсу чайки. И началось…

Отдельные пушечные выстрелы, залпы, нестройная ружейная трескотня неслись со всех сторон. Пальба послужила сигналом для чаек, что прибыли к этому месту раньше сотни Получуба и сейчас скрывались в камышах невдалеке от охраняемого турками гирла лимана. Покидая убежища, чайки брали курс в море. По пламени, вырывавшемуся из жерл вражеских орудий, можно было определить не только количество турецких кораблей, преграждавших дорогу запорожцам, но и их местонахождение. Между двумя неприятельскими галерами и держала путь чайка Получуба.

Сотник с обнаженной саблей в руке стоял на носу суденышка рядом с мортирой и пушкарями. Наклонившаяся навстречу ветру фигура, вздувшаяся на спине пузырем рубаха, растрепанный оселедец… Широко раскрытый рот, хриплый голос, блеск сабли.

— Гоп, хлопцы!

Сабля сотника опустилась от плеча к ноге, и гребцы дружно навалились грудью на весла, рванули их на себя.

— Гоп, друга!

Снова сверкание сабли, очередной рывок чайки вперед.

— Гоп, любые!

Пушечные выстрелы гремели почти рядом, одно ядро пронеслось над чайкой, второе зарылось в пенистую воду у борта. При вспышках выстрелов можно было рассмотреть высокий борт ближайшего турецкого корабля, мелькавшие на его палубе неясные фигуры, два нырявших среди волн бревна-мачты. Чайка, словно пущенная из тугого лука стрела, неслась вперед.

Звуки стрельбы постепенно слабели, сливались в монотонный глухой шум, оставались позади. Получуб швырнул саблю в ножны, перегнулся над бортом, зачерпнул в ладонь воды. Лизнул ее кончиком языка, вылил на потную грудь.

— Море!

Запорожские чайки, проскользнув мимо Очакова и Кинбурна, выносились на простор Черного моря.

Когда генерал-фелъдцехмейстер и кавалер граф Орлов предлагал в своих млениях об отделении корпуса на будущую 1772 г. кампанию в сороке тысячах, чтоб, дошед до Варны, оттуду ему водным путем итти на атаку Царьграда… за первое правило поставлял он, предопределяя сию экспедицию, дабы прежде армию, к таковым операциям готовящуюся, скоро можно усиливать как числом, так и способностию. Но прибавок ныне войск, назначенный в сию армию, состоит весь из шести пехотных полков, коего числа не достанет и для гарнизонов, коими должно мне снабдить завоеванные крепости… Не осмелюсь мнить за возможное, чтоб после наступающей кампании быть в состоянии здешней армии отделить в сороке или тридцати тысячах корпус за Дунай на овладение Царьградом. Такое число отделивши, что может остаться на здешней стороне во удержание сильнейшей защиты и сообщения с оными?..

Санджак [5]Очаковской крепости, поглаживая пышную бороду, глядел в окно. Ничего интересного там не было: крепостные стены, вода, камыши, песчаные отмели лимана, расстилающаяся до горизонта степь. Все то, что наблюдал изо дня в день уже несколько лет, как по воле Аллаха и великого визиря стал здешним комендантом. Сейчас он смотрел на это не потому, что искал услады для старческих глаз, а чтобы лишний раз не видеть стоявшего против него человека.

Этот офицер был призван в Очаков всего полтора месяца назад с морским караваном, доставившим в крепость подкрепление. Однако невзлюбил его санджак гораздо раньше, едва узнал, что тот должен прибыть к нему. По необъяснимым причинам стамбульские слухи долетали до Очакова намного раньше, нежели доплывали туда галеры с войсками или транспорты с боевыми припасами и продовольствием. Поэтому санджак знал все о своем новом подчиненном еще до того, как увидел его.