Владимир Зарвин - Иголка в стоге сена

С трудом перевернувшись на живот, Дмитрий приподнял голову и увидел врага, разворачивавшего коня в дальнем конце ристалища.

Правила Божьего Суда запрещали нападать на лежащего противника, но Бутурлин знал: если он не поднимется, фон Веллю присудят победу.

Эта мысль вернула ему силы. Превозмогая боль, Дмитрий встал на ноги. Кости боярина, к счастью, были целы, остальное его мало заботило. Подбежав к Бутурлину, Газда вложил в его руку меч.

— Ты как? — вопросил он Дмитрия. — Биться сможешь?

Бутурлин лишь молча кивнул в ответ.

— Что я говорил? — со злорадной улыбкой обернулся к Московскому Князю Гроссмейстер. — Считай, Князь, твой ставленник проиграл ордалию!

— Рано радуешься, Магистр, — процедил сквозь зубы Иван, — бой еще не окончен!

Фон Велль набирал разгон, держа наперевес копье. В щите рыцаря торчал клевец, утерянный Дмитрием при падении, но он, казалось, не замечал сего.

Сумей Бутурлин увернуться от немецкого копья, тевтонец растоптал бы его конем. Остановить врага можно было, лишь спешив его, и Дмитрий невольно вспомнил о «летучем змее».

Последние дни он много упражнялся, опутывая метательной снастью в броске разные предметы. Теперь пришла пора испробовать обретенные навыки на деле.

Вынув из поясной сумки снасть, Дмитрий раскрутил ее над головой и метнул в ноги коню Командора.

Лязг и грохот разнеслись над ристалищем, сотрясая морозный воздух. Спутанный жеребец рухнул навзничь, а его всадник полетел кубарем, роняя копье и щит.

Боярин едва успел отскочить в сторону, чтобы не быть раздавленным падающей лошадью. Громыхая латами, тевтонец прокатился по снегу и замер, словно сброшенная с постамента статуя.

Впервые за время ордалии холодная надменность на лице фон Тиффена сменилась живейшей тревогой. Ему с трудом верилось в то, что лучший боец Ордена лежит на земле, поверженный неотесанным московским дикарем. Зато личико Эвелины, наконец, озарилось радостью.

Дмитрий сомневался, что после такого падения фон Велль сможет встать, но он плохо знал врага. По спине боярина пробежал колючий холод, когда железное изваяние зашевелилось и неспешно поднялось на ноги.

К нему уже бежали кнехты: один — чтобы распутать и увести с ристалища господского коня, другой — чтобы вручить тевтонцу зброю для пешего поединка.

Бутурлина не удивило, что ею оказался двуручный меч. Едва ли в мире существовало иное оружие, столь же близкое германскому духу и столь же смертоносное для его врагов.

Держа меч перед собой, рыцарь двинулся навстречу боярину. Дмитрий ждал, что немец обрушит удар сверху, но фон Велль хитрым движением повернул рукоять меча, и гибельный выпад пришелся московиту в живот.

Бутурлин успел отбить его в последний миг, сталь зазвенела о сталь. За первой атакой тевтонца последовали другие.

Развернувшись всем телом, фон Велль попытался подрубить московиту ноги. Оглушенный падением, боярин все же сумел подпрыгнуть, спасая голени от немецкого клинка. Но следующий удар Командора едва не развалил его надвое.

Впервые за время поединка Дмитрий пожалел о том, что не послушался Воеводу и не взял щит. Легкость вооружения, не раз выручавшая его в битвах, на сей раз себя не оправдывала.

Тевтонец двигался так, будто на нем вовсе не было брони, а двуручный меч в его руках летал с быстротой тонкой трости.

Массивное яблоко рукояти уравновешивало клинок, позволяя фон Веллю разить им с самых неожиданных направлений. Широкая же крестовина с боковыми кольцами защищала руки от ударов не хуже щита.

Несколько раз Дмитрий пытался пробиться сквозь защиту врага, но фон Велль легко отбивал его атаки. Он находился в стихии, где ему не было равных противников.

На какой-то миг боярину почудилось, что тевтонец слишком низко опустил меч, и, воспользовавшись этим, Дмитрий перешел в наступление.

Но фон Велль уготовил ему ловушку. Встречным выпадом он поймал клинок московита в щель между основанием своего клинка и одним из его боковых ответвлений.

Пытаясь обезоружить Бутурлина, он резко повернул в руках меч. У Дмитрия хватило сил не выпустить рукоять, но клинок боярина, чрезмерно изогнувшись, сломался, оставив ему короткий обломок.

Больше Дмитрию сражаться было нечем. Все оружие, избранное им для поединка, он израсходовал, и теперь ему оствалось лишь погибнуть. Иной на его месте сдался бы, но для Бутурлина сдача значила то же, что и смерть.

Два выпада немца он отбил крестовиной меча, от третьего увернулся, позволив Командору вскользь пройтись клинком по своей кольчуге.