Роберт Лоу: Оскал дракона

Мрачная атмосфера уныния висела над Гестерингом, но неожиданное появление Вороньей Кости на прекрасном корабле заставило побратимов поднять головы, они жадно принюхивались к его сиянию и славе, словно псы, обнюхивающие задницу суки.

Воронья Кость. Олаф Трюггвасон, претендент на Норвежский престол, мальчик лет двенадцати, чья громкая слава шла впереди, словно горящий факел, был тесно связан с нами, поэтому наши мечи и топоры оставались в покое. Никому не пришло в голову, что Воронья Кость собрался напасть и ограбить своего друга — ярла Орма из Гестеринга.

Он сидел в моем доме, натирая сапоги овечьим жиром — вот цена бравады — прыжка с носа великолепного корабля в соленую гниль, приносимую прибоем.

Я не видел его три года и был поражен. Тогда я оставил девятилетнего мальчика, а сейчас вижу двенадцатилетнего мужчину. Остролицый блондин, как и прежде, тепло смотрел на меня разноцветными глазами — один карий как орех, другой серо-голубой как морской лед, его волосы отросли и уже были достаточной длины, чтобы развеваться по ветру, он заплетал их в две косы с тяжелыми серебряными кольцами на концах. Я догадывался, чего он больше всего хочет — чтобы на подбородке побыстрее появилась поросль.

Олаф был одет в красное и голубое, на каждом запястье — массивные серебряные браслеты, и еще кое-что — на шее красовалась гривна ярла с драконьими головами на концах. На поясе — меч, искусно выкованный для его роста, ножны украшены змеиной кожей и бронзовым набалдашником. За эти три года он прошел длинный путь, с тех пор как я освободил его от рабского ошейника, — он сидел на цепи, прикованный к нужнику в логове нашего врага — Клеркона.

Я сказал ему это, и он улыбнулся широкой улыбкой, затем непринужденно ответил, что, хотя и считает себя конунгом, но еще не поднялся так высоко как я, — ярл легендарного Обетного Братства. Чем и показал, что быстро научился льстивым манерам и позолоченным словам при дворе князя Владимира.

— Прекрасный корабль, — добавил я, пока его команда, все в кольчугах, шумно спорила, рассаживаясь у очага.

Он буквально раздулся от гордости.

— Я назвал его «Короткий змей», — объявил он. — Тридцать весел с каждого борта и еще есть место для дополнительной команды.

— «Короткий змей»? — спросил я, и он посмотрел на меня очень серьезно.

— Однажды у меня будет корабль гораздо больше этого, — ответил он. — И я назову его «Длинным змеем», и это будет самый лучший драккар из всех.

— В таком случае, Гестеринг тоже подвергнется «страндхоггу»? — просил я сухо, ибо известия о деяниях этого мальчика уже разнеслись по всей Балтике — он нападал и быстро уходил, это и был «страндхогг», морской набег, и он занимался этим круглый год.

Воронья Кость только усмехнулся и покачал головой, так что серебряные кольца в его косах зазвенели. Теперь я увидел, что это вовсе не кольца, а монеты с пробитыми отверстиями, и он усмехнулся еще шире, когда увидел, на что я обратил внимание. Он пошарил в своем кошеле и достал еще одну монету, на этот раз целую, и закрутив, бросил мне, я поймал ее в кулак.

— Я взял эту монету и еще много подобных ей у купцов, направляющихся в Киев, — Воронья Кость произнес это, все еще ухмыляясь. — Мы душим торговлю, которой живет Ярополк, а скоро придушим и его самого.

Я посмотрел на нее — мне потребовался лишь один взгляд — серебряная монета отличной чеканки, редкая даже для меня, знающего многие монеты, ходившие на Балтике. Это была недавно отчеканенная византийская монета, которую называли «милиарисий», серебра в ней было меньше по сравнению с такими же, более старыми монетами, отчеканенными в Константинополе или в Миклагарде — Великом городе. Монеты Вороньей Кости, заплетенные в концах его кос — золотые «номизмы» — семьдесят две таких составляли римский фунт, на этих монетах я увидел голову императора Никифора Фоки, значит, они отчеканены недавно и весят на четверть легче прежних.

Я рассказал все это, возвращая ему монету, и он опять усмехнулся, выразив восхищение моими знаниями. Он тоже хорошо разбирался в монетах — поначалу попал на монетный двор в Новгороде, а затем, получив корабль и команду от князя Владимира Новгородского, разорял морскими набегами побережье Балтики, помогая своему другу Владимиру в борьбе с братьями — Ярополком и Олегом. Это еще не переросло в открытую войну между тремя братьями, но это был лишь вопрос времени, поскольку торговые пути в их земли из-за постоянных набегов приходили в упадок.