Николай Харин: Д'Артаньян в Бастилии

Возможно, впрочем. Творец и сам ждет, когда же наконец среди жалкой людской породы, которую Ему приходится ежедневно созерцать с Небес, блеснет подлинный бриллиант? Хотелось бы верить! Те сведения, которые я могла сообщить Вам при нашем прошлом свидании, однако, составляют весь мой багаж в этом вопросе. Попробуйте, впрочем, добавить семь унций «Майской воды» и повторить все сначала по рецепту Розенкрейцеров… Хочу уверить Вас в том, что во мне Вы всегда найдете верного и преданного друга на всех путях, ведущих в вечность. Ваше предупреждение служит мне порукой в том, что интересы общества не заслонили от Вас интересы личные, частные… называйте как хотите… словом, что Вы помните свою бедную кузину и не желаете ей зла, как весь остальной мир.

Вы должны знать, что дочь искусного медика разыскивают не только из интереса к знаниям ее отца, который, как известно, сам не прибегнул к их, помощи и теперь недосягаем ни для кого. Она каким-то образом причастна к скоропостижной кончине короля Генриха на улице Лаферранери. Знаю это наверное. Письмо не совсем удобный способ для сообщения сведений подобного рода, но при нашей последующей встрече, которой я ожидаю с теми же чувствами, с какими, надеюсь, ожидаете ее и Вы, я смогу рассказать Вам то, чего не могу доверить бумаге.

Мне известны любопытные подробности этого дела, сообщенные мне моим отцом — герцогом Эркюлем де Роган-Монбазон, который в обществе герцога д'Эпернона ехал а той же карете вместе с бедным королем в тот роковой день. К несчастью, сведения о подобных событиях очень вредят здоровью, хотя с тех пор минуло столько лет. Вышеупомянутую даму чуть было не схватили в прошлом году в Клермон-Ферране, где ей лишь чудом удалось избежать нежелательной встречи. При этом ей пришлось пожертвовать своей компаньонкой — странным и невероятно чистым созданием, способным к ясновидению в минуты душевною подъема или, быть может, экзальтации, — выдав ее за себя. Инквизиторы заметили подмену, когда было уже поздно, и сгоряча отправили на костер невинную девушку, рассудив, что она, вероятно, ведьма, а также желая воспользоваться случаем и успокоить толпу, ропщущую из-за непрекращающейся эпидемии чумы в тех местах.

Вы озадачены, милый кузен: к чему я сообщаю Вам все эти подробности? Представьте себе — прихотливой судьбе было угодно сделать бедняжку дочерью того самого звездочета и алхимика, которого королеве-родительнице рекомендовали использовать, насколько я знаю, в качестве перста Божия в предстоящих событиях, что могут изменить облик государства.

Кстати, вполне возможно, что ему известно более нашего о рецепте и способе приготовления… Ему также известно, что флорентийка обладает ларцом, перешедшим к ней по праву наследования после смерти короля Генриха, и что сама она только и думает о том, чтобы добавить к нему четки моей сестры. которые привезены ею из Мадрида. Хотя… кто знает? Быть может, это все мои досужие фантазии.

Во всяком случае считают, что в этих таинственных предметах содержатся указания к тому, как обрести интересующую нас дорогу в вечность… Итак, «Ларец, Генриха» и «Четки Королевы». Мне самой становится страшно, поэтому не буду перечитывать написанное, иначе я передумаю и все сожгу.

Прощайте, милый кузен. Берегите себя и помните обо мне, как я помню о Вас.

Ваша кузина Аглая-Мари Мишон.

Прочитав, а вернее расшифровав эти строки, Арамис поспешно предал бумагу огню, как бы выполняя желание своей очаровательной корреспондентки, после чего отправился в молельню. Там он преклонил колена перед распятием и долго оставался в таком положении. Закончив молиться, он глубоко задумался и пребывал в раздумиях оставшееся время до вечерней службы…

Следующее утро застало Арамиса в келье настоятеля.

О содержании их беседы можно лишь строить предположения. История сохранила разрозненные свидетельства, которые позволяют считать, что настоятель, занимающий в иерархии Ордена более высокую ступень, отдал молодому человеку какой-то приказ, связанный с неким алхимиком, имевшим темное, но известное Ордену прошлое.

— Думаю, вам рано или поздно придется самому отправиться в Париж, заключил беседу настоятель. — Когда настанет время, я призову вас.

Наш просвещенный читатель несомненно осведомлен, хотя бы в общих чертах, об образе жизни дворянского сословия в первой половине XVII века. Мы приветствуем всякого, кто поведает о соколиной и псовой охоте, непрекращающихся несмотря на эдикты о дуэлях, щедром служении Купидону, а равно и Вакху. Все эти достойные занятия в большей или меньшей степени заполняли собой досуг благородных шевалье.