Ив Жего - 1661

Заметив, однако, плотоядную ухмылку на лице своего поверенного, он прибавил:

— Неограниченные полномочия только по этому делу, Кольбер… Теперь о краже. Я хочу знать все. Мне нужны мельчайшие подробности, чтобы иметь четкое и ясное представление об этом гнусном злодеянии.

Кольбер ничего не ответил, только глубоко вздохнул.

— Итак, Кольбер! — с нетерпением проговорил Мазарини.

— Словом, монсеньор, есть кое-что похуже пожара и умышленного поджога…

Мазарини побледнел.

— Злодеям, монсеньор, была нужна не библиотека, а ваши личные покои. Они проникли к вам в покои, — уточнил он, глянув министру в лицо и заметив на нем тень недоверия.

Гнев охватывал Мазарини все больше, по мере того как он представлял себе налетчиков, ворвавшихся к нему во дворец и хватавших руками его драгоценную мебель, которую он собирал годами.

— В моем доме! — вскричал он. — Куда же они забрались? Надеюсь, в спальню, по крайней мере, не проникли?

Кольбер потупился.

— Проникли, ваше высокопреосвященство. И в кабинет тоже. Там был Роз, и они на него напали.

Мазарини был уже не просто бледен, но мертвенно-бледен. Кольбер забеспокоился, решив, что кардиналу стало дурно, и собрался было встать, чтобы кликнуть кого-нибудь на помощь. Но Мазарини его удержал. Кардинал уже успел перевести дух.

— Продолжайте. Они взяли бумаги, не так ли?

Кольбер кивнул.

— Какие? Где?

Мазарини почти кричал.

— Там такой беспорядок, ваше высокопреосвященство, что пока нам не все удалось проверить, хотя Роз складывал бумаги согласно вашим распоряжениям. Тем не менее они захватили много бухгалтерских счетов, что хранились в опечатанных сундуках у стены, — Туссен Роз это подтверждает. А еще он видел, прежде чем потерял сознание, как они взламывали инкрустированный секретер…

Кольбер смолк, услышав леденящий вздох кардинала.

— Он упомянул не то об одной, не то о нескольких картонных папках с письмами, а также о двух кожаных — рыжеватых и еще об одной — гранат…

Кардинала бросило в дрожь.

— Кроме того, пропали кое-какие зашифрованные бумаги. Я велел Розу составить подробный перечень похищенного, и как можно скорее.

Кардинал оцепенел и какое-то время пролежал в полной неподвижности. Придя в себя, он медленно покачал головой.

— Кто знает о погибших и о краже?

— Роз, четверо наших гвардейцев из числа самых верных, Мольер и кое-кто из его комедиантов. Впрочем, это не страшно. Гвардейцы преданы нам душой и телом, а паяцам мы пригрозили — сказали, дело это, мол, государственное, и если кто сболтнет лишнее, то отправится прямиком в Бастилию… Завтра у них премьера, так что они будут помалкивать, чтобы не сорвать спектакль, — насчет них я спокоен. Конечно, один день мы потеряли, однако немного времени у нас в запасе еще есть.

— Хорошо. Выдайте от меня вознаграждение труппе. Деньги помогут им крепче держать языки за зубами. Что до остального, Кольбер, глядите в оба и поторопитесь с поисками. Мне нужны эти бумаги. У нас слишком много врагов, и они тем более могущественны, что в лицо мы знаем далеко не всех. Примечайте каждую мелочь, когда будете искать похищенное, каждую. Час суровых испытаний пробил: сначала весть о моем недуге, а тут еще эта кража — да, мы стали слишком уязвимы. От расторопности наших агентов, Кольбер, зависит моя участь, да и ваша. А может, и больше, — прошептал кардинал, пристально глядя на собеседника.

Кольбер молча поднялся, отвесил низкий поклон и неслышными шагами направился к двери. В спальне снова воцарилась было тишина, как вдруг кардинал окликнул Кольбера, когда тот уже стоял в дверях:

— Кольбер!

— Ваше высокопреосвященство?

— Заберите у Роза все бумаги из моего личного кабинета. Найдите место надежней и спрячьте их там. Затем возвращайтесь. Надо еще обсудить мое завещание.

Кольбер отвесил еще один поклон и, пятясь, вышел из спальни. Когда он повернулся, на его лице читалась озабоченность, а кроме того — едва сдерживаемое возбуждение.

— Бей! Бей!

Дав шпоры лошади, юный король почувствовал опьянение от последних мгновений охоты. Туго натянув поводья, он пустил белого коня следом за обер-егермейстером, мчавшимся шальным галопом по тропинке через овраг, куда свора загнала кабана. С пеной, клочьями свисавшей из пастей, изнуренные долгими часами травли, псы теснили выгнувшегося дугой дикого зверя к земляному откосу, откуда торчали корни росших наверху деревьев. Однако разъяренный кабан страшными ударами острых клыков расшвыривал самых дерзких псов одного за другим. Они валялись со вспоротыми животами и жалобно скулили, но их скулеж заглушал сиплый лай других собак, обезумевших от запаха крови. Людовик XIV соскочил с коня и, хлопнув его по крупу, отогнал прочь. Трое спутников с тревогой наблюдали за тем, какой опасности готов был подвергнуть себя юный король. К ним присоединился обер-егермейстер. Улыбаясь, король протянул руку, обер-егермейстер склонился и вложил в нее, держа за лезвие, длинный охотничий нож. Затем, все так же не поднимая головы, он отъехал в сторону, пораженный милостью, которую оказал ему государь, решив прикончить зверя его оружием.