Николай Вирта - Катастрофа

— Душой, Роске, душой, — пробормотал генерал-полковник. — Где же Шмидт?! — с раздражением выкрикнул он.

Шмидт, еще за дверью услышав гневное восклицание командующего, появился на пороге.

— Я здесь! Новости? — Он все ждал каких-то новостей.

— Сядьте, — коротко-бросил Паулюс. — Отдайте приказ по армии, Шмидт. Ввиду того, что я не в состоянии командовать разобщенными войсками, потому что не знаю обстановки на фронте, с этого часа вверяю командование северной группировкой генерал-полковнику Штреккеру, южной — генерал-майору Роске.

Так одним росчерком пера генерал-полковник решил мучавшую его проблему. Пусть финал трагедии сочиняет кто хочет, только не он.

Роске хотел что-то сказать. Командующий движением руки остановил его.

— Итак, с этого часа я являюсь в армии частным лицом, солдатом, и подчиняюсь любому решению генерала Роске, в пределах действия которого нахожусь.

Роске, давным-давно мечтавший о том, чтобы ему наконец развязали руки, наклоном головы дал понять командующему, что он понял его.

— Вы свободны, господа генералы. Я хочу спать.

Шмидт, бесконечно обрадованный таким оборотом — наконец нашелся тот, кто возьмет на себя ответственность за прекращение огня! — вышел, что-то втолковывая на ходу Роске.

Генерал-полковник, оставшись один, разобрал койку. Он был доволен собой. «Да, это великолепный ход, черт побери… Частное лицо, ха-ха!» — и рассмеялся тихо.

Жесткая щетина, вылезшая за день, колола шею, но Паулюс не хотел бриться: горячей воды нет, а с холодной он бриться не любил. Хайн обошел весь подвал в поисках стакана кипятка. Его встречали смехом.

— Бриться задумали? Уж не на парад ли собираетесь? ! — кричали ему вслед.

В этот вечер генерал-полковник никого к себе не пустил. Лишь Адам и Хайн оставались с ним, но, удрученные молчанием командующего, тоже молчали.

В двенадцатом часу ночи постучали в дверь и сказали, что пришла радиограмма из ставки. Командующий, читавший Библию, подскочил как на пружине.

Дрожащими руками он принял от Эберта радиограмму и тут же швырнул ее на стол. Кейтель сообщал, что специальный самолет сбросит в расположение армии двадцать восемь тысяч орденов и медалей.

Генерал-полковник лег и приказал погасить свет. Он долго не мог заснуть — канонада не действует успокоитель но на нервы. В громовые раскаты вплетались какие-то другие, посторонние звуки: то ли танки грохотали на площади рядом, то ли проходили мотомеханизированные части.

Генерал-полковник погрузился в сон и не слышал, как Адам, осторожно ступая, вышел из клетушки и пошел в штаб Роске. Был тот час, когда еще не окончилась ночь и не начиналось утро Тьма медленно таяла, но предметы еще сохраняли неясность очертаний.

Адам вышел в коридор и остановился, пораженный: около двухсот офицеров, охранявших ставку командующего и дежуривших с оружием в развалинах верхних этажей, заполнили коридор. Кто спал, кто тихо разговаривал. Электричество погасло. Неверный свет огарка, прилепленного к пианино, колебался от движения воздуха. Слышались нервное дыхание, легкое похрапывание, бредовые выкрики во сне…

Синее облако табачного дыма висело под потолком.

Те, кто не спал, проводили Адама безразличными взглядами. Адам не решился заговорить с ними и выяснить причину столь непонятного явления.

«Ставка не охраняется? Черт знает что!»

Лишь войдя к Роске, он узнал, в чем дело: двадцать минут назад громкоговорители русских, установленные на площади Павших борцов, передали защитникам опорного пункта южной группировки ультиматум о немедленном прекращении огня.

Последний акт битвы на Волге был разыгран при участии тридцать восьмой мотомехбригады и триста двадцать девятого инженерного батальона шестьдесят четвертой армии. В ночь на тридцать первое января эти части блокировали все входы и выходы универсального магазина. Советские командиры пригрозили офицерскому полку, охранявшему штаб, разнести то, что еще осталось от магазина, и похоронить под развалинами тех, кто сделает попытку сопротивляться.

Роске, смеясь, сказал:

— Калиф на час, полковник, не знает, что в таком случае положено делать. Людей сверху я снял, а дальше?

— Дальше будет так: я возьму двух автоматчиков и пойду парламентером к русским.

— Вы отчаянный человек, вижу, — улыбнулся Роске.

— Кому-то надо кончать это, генерал, — сурово нахмурился Адам. — Кроме того, я хочу сохранить жизнь командующему.

— С богом, — сказал Роске. — Постарайтесь затянуть переговоры. Утро вечера мудренее. Свежие головы не дадут русским принять безрассудные решения.