Э Хайне - Ожерелье голубки

Сайда как-то сказала «Мера любви – то, что ты готов отдать за нее». Адриан был готов отдать все, даже свою жизнь. Завоевать Хизуран он мог только став ассасином. Он испытал истинную любовь. Был только один-единственный путь воплотить мечту.

Разве существует большее доказательство любви, чем самопожертвование? Есть ли большее счастье, чем умереть за любимую? Хизуран была ключом к загадочному поведению Адриана. Адриан сделал это ради нее. И когда прозвучал вопрос: «Кто из вас убьет герцога?», он шагнул вперед и положил руку на грудь. Герцог, который разрушил жизнь Хизуран. Какой огромной была его ненависть к палачам Хизуран! Разве он напрасно убил лекаря и его учеников в Александрии?

Был ли Адриан действительно смертником, тем, кто хотел умереть? Не клялся ли он Хизуран: «Я вернусь»? Адриан был не из тех, кто легко раздает обещания. Нет, он сделал это с намерением вернуться. Но почему он не боролся? Почему он не защищался от слуг герцога? Адриан был превосходным фехтовальщиком.

В какой-то момент Орландо осознал правду:

Вероломный по отношению к Богу, Ордену и совести, Адриан не мог и не хотел жить дальше. Он должен был умереть! И он должен был вернуться. Но как? Существовал только один ответ: Орландо! Вот кто должен был сдержать его обещание!

Адриан должен был быть очень уверен в своем деле: «Я знаю, брат, ты придешь и прочтешь это письмо. Разве мы не шли одним и тем же путем», – поведал он ему в своем первом послании. Орландо с замешательством осознал:

- Я с самого начала был частью его плана!

Далеко вдали над полями зреющего хлеба вздымались башни Парижа. Орландо придержал коня, застыв неподвижно, чтобы восстановить в памяти знакомую картину. Какой вид!

Громко и четко он сказал себе, и это прозвучало торжественно:

- Non sum qualis eram. Я больше не тот, кем я был. И все же я остался верен себе. In fide salus. Святость – в верности!

За милю до города он увидел их. Они скакали ему навстречу. Он узнал их уже издалека. Белые плащи с красным крестом развевались на вечернем ветру.

Не Доменик ли из Арагона? А там – Фердинанд ле Форт! Он узнал старого Жирака. Орландо издал радостный крик и пришпорил коня. Как хлопающее на ветру знамя, летел он навстречу им, под град сверкающих сабельных ударов.

И снова взлетели игристые струи фонтанов в саду Аламута, закружился снег и вспорхнули лепестки цветов вишни, захлопали крылья голубки, разметались девичьи волосы.

Хизуран! Он умер с той же улыбкой, с которой погиб Адриан. Прежде чем волны сомкнулись над ним, он внял словам старого Хасима:

Вода, что несет корабль,

та же, что поглотит его.

Падая, он слился воедино со своим другим «я». Они снова были одним и тем же, как в начале их телесного существования, в момент зачатия, прежде

чем первое деление материнской клетки жестоко разделило их.

Одна душа в двух телах, два пути к единой цели.

Свершилось.

Адриан!

Он нашелся!

В ту же ночь грозовые тучи разразились над Парижем бурей. Магистр тамплиеров в Париже сжег письмо, на котором была печать Старца Горы. Там было написано:

Пьеру де Монтегю

от Хасана ибн Саббаха

Привет Вам! Четыре лета назад Вы послали к нам

Вашего лучшего воина Креста, чтобы мы испытали

его, как испытывают золото. Он вернулся к Вам асса-

сином. Это была честная партия, начатая Вами и вы-

игранная нами.

Почему Вы, тамплиеры, не умеете проигрывать?

Вы послали к нам близнеца, чтобы обмануть нас.

Нам не стоило большого труда завоевать для нас и

его. Великий магистр в Иерусалиме – мой свиде

тель. Он может подтвердить, что Ваш Гемини по на-

шему поручению убил своего спутника и брата по

Ордену – Захарию из Ратценхофена.

Он вернулся к Вам как ассасин, чтобы отправить

на тот свет одного из Вас. Из дружбы к Вам я сооб-

щаю об этом, потому что мы желаем не Вашей смер-

ти, а доказательства превосходства нашего ордена

над Вашим.

Не отнеситесь к этому предупреждению легко-

мысленно.

Вспомните о герцоге Кельгеймском.

Стрела спущена с тетивы. Берегите цель!

Три месяца спустя, в пятницу накануне праздника Петра и Иуды, магистр Пьер де Монтегю сложил с себя обязанности, чтобы «найти мир в покаянии и уединении», – так звучало его объяснение. В его архиве нашлось письмо, которое он получил за несколько дней до отставки. Там сообщалось: