Пип Воэн-Хьюз - Реликвии тамплиеров

— На это требуется целый месяц, — пояснил капитан.

— Даже пять недель, — внес поправку Жиль. — За это время тело — вот это тело — полностью просолится. Натр обладает способностью вытеснять до последней капли влагу из всего, к чему его приложишь. Пока мы сюда плыли, Кервези лежал в трюме, пересыпанный натром, — если тебе это интересно. Если бы он уже начал разлагаться, натр был бы бесполезен. Тут нужен свежий труп… — Я отмахнулся от него, умоляя прекратить. — Извини, Петрок. Как бы то ни было, Геродот [69] Геродот (490/480–425 гг. до н. э.) — древнегреческий историк, прозванный «отцом истории». — это у него мы вычитали данный способ — утверждает, что необходимо семьдесят с чем-то дней, но это оказалось не обязательно, к тому же древний грек любил преувеличивать.

— А что потом? — спросила Анна. Ей были чужды мои брезгливость и чрезмерная чувствительность, это я уже знал: если она что-то чувствовала сейчас, то лишь восторженное любопытство.

— К концу месяца, может быть, через пять недель или, вернее, когда труп будет готов, то есть полностью просолится, он станет выглядеть как восковой, словно шкурка соленого бекона. На самом деле именно таким он и станет — как копченый окорок. Стало быть, надо так его обработать, чтобы он выглядел очень старым. Древние обматывали тела своих умерших бинтами и заливали смолами и варом, предохраняя таким образом от разложения. У нас на это нет времени. Поступаем как с ветчиной. Понимаешь, Пэтч? Коптим наш труп на сосновых дровах со всякими другими добавками — ладана, мирры, пряных специй. От этого мощи темнеют и приобретают приятный запах, этакий аромат святости, да? И поставляем нашим клиентам то, что они желают получить, сам понимаешь. И вот результат наших трудов: замечательная реликвия.

— И много вы таких изготовляете? — спросил я, не в силах сразу переварить эту информацию, и еще я надеялся, что все-таки смогу после этого есть ветчину.

— Только в случае крайней необходимости. Время от времени — по другим причинам, — ответил капитан. — В данном случае причина проста: нам нужны мощи святого Экзюпериуса. А если ты помнишь, такого никогда на свете не существовало.

— У нас нет Кордулы, — добавил Жиль, видя мое удивление. — Стало быть, нам нужен Экзюпериус. А поскольку можно перерыть все могилы в христианском мире и так его и не найти, мы имеем право сами привести его в наш мир.

— И он будет замечательно пахнуть, — добавила Анна, подняв бокал в сторону домика, где натр продолжал свою медленную и тщательную работу над трупом.

Эта его работа заняла тридцать три дня, после чего мощи святого Экзюпериуса были несколько церемониальным образом подвешены к потолочной балке. Стол вынесли, а весь оставшийся натр, фунтов шестьсот, вывалили в море. Потом Жиль плотно закрыл окно и разжег огонь в каменной лохани. Он долго возился с ним, пока дрова не начали гореть медленно, а затем набросал поверх пламени сырые сосновые ветки и ароматические растения. Одно из них я узнал — ветка с серыми листьями и красными цветочками; именно такой куст остановил мое падение на пляж острова Коскино. Это был мирт.

Потом мы наблюдали, как из лохани стал подниматься беловатый дым, сначала тонкой струйкой, потом мощными клубами, уходя наружу через дыры в крыше. Так прошла неделя, и мы все время нюхали тонкие ароматы, пока огонь наконец не погас, а тело не вынесли наружу — черное, как древние мумии из Египта. Жиль, поливая его рециной, стер сажу, и я взялся за ручки носилок, помогая отнести нашего нового святого на борт «Кормарана». Мы были готовы отплыть, и Низам уже проложил курс: мы не пойдем сейчас в Венецию, а поплывем назад через все Средиземное море к Геркулесовым Столпам и дальше, через Бискайский залив, мимо Бордо и вверх по окутанному туманами Ла-Маншу, где однажды перед нами откроется мыс Старт-Пойнт, выплыв из неспокойного зеленого моря, и я пойму, что он указывает мне путь к родному дому. Может быть, я даже увижу знакомые торфяные пустоши и низкие холмы, растворяющиеся вдали в синеве неба. И Анна еще некоторое время останется рядом со мной.

Прежде чем завернуть новоявленную реликвию в кусок старого, запачканного муслина и упрятать ее в трюм, Анна соорудила из ее жестких волос бронзового цвета некое подобие прически и осторожно надела на ссохшийся палец старинное римское кольцо. Я опустился рядом с мумией на колени и уставился на руку, которая когда-то, очень давно, рассыпала обрезки золотых монет у ног юного монашка. Лицо сэра Хьюга де Кервези больше ему не принадлежало. Это было теперь очень старое лицо, гораздо старше, чем этот рыцарь когда-либо мог стать. И на нем лежала печать святости, отблеск той власти, которую ему приписывали давно исчезнувшие армии любящих, верующих и преданных людей.