Юрий Смолич - Ревет и стонет Днепр широкий

— Наши! Наши! Ура! — кричали люди, сбегаясь со всех концов: с Печерска, с Владимирской горки, с Костельной, от Крещатика.

С Институтской в эту минуту вылетела пролетка. На козлах сидел, правил лошадью Андрей Иванов. Позади, как клещами вцепившись в плечи Иванова, стоял во весь рост Боженко. Поверх старой солдатской шинели Боженко накинул широченную черную чабанскую бурку. Лошадь неслась галопом, чуть не обрывая постромки, ветер раскинул полы бурки, точно крылья, рвал ее с плеч, но Василий Назарович хитро подвязал бурку тесемкой под горлом, и она держалась, только трепетала на ветру. Бурка, признаться, была «трофей»; снял с «вильнокозацкого» атамана Ковенко — в душном погребе на Прозоровской инженеру и так было тепло.

Против Думы Иванов с ходу вздыбил–остановил коня, даже шлея лопнула. И оба они — Иванов и Боженко — побежали, раскрыв объятия, к всадникам.

Обнимались, целовались, смеялись.

А люди спешили со всех сторон, теснились, бурлили вокруг толпой и кричали:

— Наши Ура! Наши!

Теперь их было шестеро.

Когда горячие минуты первых приветствий миновали, тут же на мостовой против Думы состоялось нечто вроде первого совещания освободителей. Юрий Коцюбинский, народный секретарь, командующий Украинской советской армией, «председательствовал». Он сказал:

— Предлагаю до отмены осадного положения и создания органов местной власти товарища Полупанова назначить военным комиссаром города.

— Правильно!

— А гражданским комиссаром — товарища Чудновского. Возражений нет?

— Нет!

Муравьев, правда, пожал плечами: он считал комендантом украинской столицы — и военным и гражданским — себя. — Даже разослал уже всюду, куда только мог, соответствующие телеграммы.

Коцюбинский улыбнулся Иванову:

— Поддерживаешь, Андрей, — как председатель революционного комитета?

— Поддерживаем! — дружно крикнула толпа, теснившаяся вокруг в бурном водовороте.

— Поддерживаю! — улыбнулся, кивнув на толпу, Иванов. — Сам видишь, Юрий!

Люди вокруг, опередившие его радостным возгласом, смутились. На минутку стало тихо.

В этой тишине слышен был лишь стук колес по мостовой. Через Крещатик из Липок катили экипажи. Множество экипажей. С людьми и вещами — чемоданами, корзинками, баулами.

Впрочем, движение экипажей в этот момент шло по всем улицам Киева и во всех направлениях. Кареты, коляски, фаэтоны, дрожки, брички, линейки, возы и повозки тарахтели в Липках, на Караваевской, Владимирской, Подвальной, Рейтерской. Спускались на Подол или к Цепному мосту, спешили к Святошину. Потом выбирались ни шоссе и дороги: на Вышгород и Межигорье, на Пущу и Ирпень, ни Борщаговку и Брусилов, на Боярку и Васильков, на Кончу и Триполье. Все виды киевского гужевого транспорта вдруг поднялись с места и двинулись… То киевская буржуазия — купцы и коммерсанты, фабриканты и банкиры, то киевская аристократия — князья и графы, дворяне и действительные статские советники, то колонии иностранцев — консулы и коммивояжеры, директора фирм и служащие торговых палат, — все вдруг, посреди зимы, ринулись на дачи. Подальше от большевиков! Может быть, миновав дачи, удастся проскочить на открытый путь — к морю и к границам? А может быть, отсидевшись некоторое время в летних домиках, удастся и… переждать большевистскую напасть вообще? Немыслимо же, чтоб большевики так и остались, чтоб на такое безобразие не обратил внимания и не вмешался… цивилизованный мир? Может быть, Антанта, может быть, немцы и австрийцы? Может быть, те и другие вместе, исполу? А может быть, и сами Соединенные Штаты Америки? Ведь мистер Дженкинс, представитель Соединенных Штатов, здесь! Где Дженкинс? Вы не видели мистера Дженкинса? Вчера еще обедал у Роотса — ведь ресторан Роотса не бастует. Дженкинс покупает фабрики, покупает заводы, даже замороженные, обремененные закладными! Не по высокой, понятно, цене, однако же — доллары! Вы слышали, мистер Дженкинс покупает, кажется, даже Исторический музей? И вообще — скупает всякую старину! И железные дороги! Не для большевиков же он хлопочет! Для кого–то…

— Задержать? — кивнул Полупанов на ландо банкира Доброго.

Коцюбинский махнул рукой.

— Если сами уедут — туда им и дорога. Вот только… — он улыбнулся, — не знаю куда? А банки и ценности… Чудновский! Ты уж позаботься, чтоб возле банков и всех соответствующих мест была поставлена надежная охрана.

Вшестером они двинулись дальше по Крещатику. Они проедут по центральным магистралям столицы — на вокзал, затем по местам ожесточенных боев вдоль территории железной дороги и вернутся на Печерск.