Василий Веденеев - Дикое поле

После вновь сошлись в балочке, где еще слабо тлели угли костра, на котором совсем недавно варился кулеш. Постелили на землю кафтан и бережно уложили на него Гурьяна — ордынская стрела насквозь пронзила казака под правым плечом, но удалось отломить наконечник и осторожно вытянуть древко. Из раны пульсирующими толчками тонкой струйкой выкатывалась кровь, все шире расплываясь темно-багровым пятном по холсту рубахи. От боли Гурьян до синевы прикусил губу.

Пленный татарин, обезоруженный и связанный, жарко блестя раскосыми глазами, с ненавистью смотрел на русских. По его телу часто пробегала мелкая дрожь, словно от озноба.

— Замерз, что ли? — обернулся к нему Рваный. — Ничо, щас согреем. Вздуйте огонь… Аким, давай наверх!

Тетеря полез на курган — охранять станицу. Головин умело перевязал раненого чистым куском полотна. Гурьян слабо застонал и притих. На лбу его выступила испарина. В стороне, вытянувшись на охапке жесткой травы, лежал Гаврила Щукин, порубанный в схватке. Ему уже никто не мог помочь.

— Дорого ты нам достался, — остановившись перед пленным, устало сказал Иван. — Одна христианская душа уже в рай пошла, а другая — вот-вот догонять отправится Может, и тебя срубать?

Припухшие веки татарина чуть дрогнули, и внимательно наблюдавший за ним Тимофей понял: пленник знает русский язык. Но будет ли он говорить?

— Удавить его, да и бросить в степи, — предложил один из казаков. — Нехай валяется, пока лисы не растащат и вороны не расклюют!

Татарин заерзал, натягивая путы на руках и сердито шипя сквозь стиснутые зубы: как мусульманин, он страшился смерти без погребения.

— Ты храбрый воин и можешь получить достойную смерть, — разгадав замысел атамана, по-татарски сказал Головин. — Сколько всадников вышло в набег? Где сейчас орда?

— У-у, шайтан! — яростно рванувшись, заорал степняк. — Убей, чего ждешь?

— Убить успеем, — мрачно заметил Рваный. Он вытащил из ружья шомпол и положил его в огонь костра. — Не хочешь по-хорошему? Железо заставит!

— Аллах велик и милосерден! — забормотал татарин, — Моя рука не знала устали, карая неверных. В книге судеб все записано, я все равно буду среди гурий в раю!

— Даже раньше, чем ты думаешь, — заметил Тимофей. Он нагнулся над пленным, распахнул его полушубок и рванул за шнурок, поддерживающий штаны. Бросил степняка лицом вниз и спустил с него узкие кожаные шаровары, обнажив посиневшие ягодицы.

— Сейчас воткнем тебе раскаленный шомпол так, чтобы он сзади достал до поганого языка! А потом привяжем к лошади и отпустим ее в степь.

— Кончать пора, — вытащив шомпол из костра, хмуро сказал Рваный. — Воронье уже слетается на падаль, как бы орда не заметила.

— Нет! — истошно завопил пленник, судорожно извиваясь всем телом. — Нет!

Один из казаков сел ему на плечи, другой прижал ноги. Атаман слегка коснулся раскаленным концом шомпола вздрагивавших ягодиц татарина.

— О-у! — дико завыл тот, захлебываясь криком. — Нет, нет!

— Говори, говори! — орал ему в ухо Тимофей — Сколько всадников?

— Три сотни, — разом обмякнув, простонал степняк. — Они близко, очень близко.

— Куда идете? — продолжал допытываться Головин. — Ну? Где орда?

— Не знаю… У-у, шайтан! — Татарин стал кусать землю. — Мурзы Джембойлукской орды не говорят простому воину, куда лежит путь коней. Вели на Русь!

— Где орда? — Рваный вновь слегка прижег татарина.

— Ай, ай! — взвизгнул пленный. — Сначала мы пошли… Другие ждать будут… Хан Гирей в Крыму сидит…

Осыпая комья земли, в балку скатился Тетеря. Лицо его было бледным как полотно.

— Татары!

— Близко? — Атаман уперся в него тяжелым взглядом.

— Идут, идут! — злобно засмеялся степняк. — Месть!

— Заткнись, — пнул его сапогом Тимофей. — Будет каркать.

— Полумесяцем раскинулись, — вытирая мокрое лицо шапкой, сообщил Аким. — Широко захватывают, видать, воронье заметили. Уже курган обтекают.

— Уходим, — быстро принял решение Иван. Пленного подняли, бросили поперек седла, стянули ему руки и ноги под брюхом лошади. Привязали к коню тело погибшего Гаврилы Щукина и бережно усадили Гурьяна. Тимофей поднял его саблю. Через минуту маленький отряд, держа в центре раненого и пленного, на рысях вымахал из балки. Поднявшись на стременах, Головин посмотрел вперед и понял: опоздали! Степь словно ожила и задрожала от топота копыт вражеской конницы. Смертельной петлей татары захлестнули курган и балку, в которой допрашивали пленного. Тут и там мелькали мохнатые шапки, доносилось ржание лошадей.