Николай Дмитриев: Обязан выжить

Первым делом она велела Вике стать ногами в ушат, а потом заставила еще и опуститься на корточки. Затем, ловко намылив ему голову, поливая водой из кружки, вымыла его волосы и уже после, надев варежку, принялась тереть спину.

Намыленный с головы до ног, Вика стоял, зажмурившись, и, чувствуя, как теплая вода льется по телу, впервые после всех дорожных неурядиц и выматывающей нервы неизвестности ощутил почти блаженное состояние.

Поля управилась довольно быстро и, уже выливая на спину Иртеньева остатки теплой воды, неожиданно спросила:

— Викентий Георгич, мы вместе ляжем или вам отдельно постелить?

При этих словах у Вики внутри что-то екнуло, и он даже не нашелся что ответить. Сейчас его неотступно мучила мысль, каким образом подступиться к этой почти незнакомой ему женщине, а так все решалось буднично и просто. Впрочем, после совместного купания такой вопрос выглядел вполне естественно, отчего, набрасывая на голову заботливо поданное ему полотенце, Вика, несколько помедлив, тихо ответил:

— Вместе… — и вдруг почувствовал, как его обретшее былую легкость тело начала охватывать сладкая истома…

Землянка медленно наполнялась рассветной мутью, чем-то напомнив Иртеньеву блиндаж под Сморгонью. Вике не спалось, и, положив руку за голову, он лениво следил, как на темном треугольнике наружной стены все четче вырисовываются два квадратика окон.

Рядом, совсем по-детски уткнувшись носом в подмышку Иртеньеву, мирно посапывала намаявшаяся за прошлый день Поля. Вика вспомнил, как он жадно мял ночью сладко податливое тело женщины, и, испытав мимолетный прилив благодарности, заботливо подоткнул ей под бок сбившееся на сторону одеяло.

Сейчас задумываться о будущем никак не хотелось, и, прикрыв глаза, Вика четко, почти как наяву, представил себе мокрую после очередного дождя брусчатку Львова. Внезапное видение вызвало щемящую грусть, заставив Иртеньева вспомнить все происшедшее с ним в том, таком далеком от него теперь, городе.

На какую-то секунду Вике даже показалось, что он лежит не на сеннике в убогой землянке, заброшенный чуть ли не на край света, а там, в уютной тихой квартирке, где, чтобы умыться, не надо выбегать на улицу, а достаточно всего лишь слегка повернуть латунный, начищенный до блеска, кран.

Практическая сметка, никогда не покидавшая Иртеньева, жестко вернув его к невеселой действительности, тем не менее повернула мысли совсем в другую сторону, заставив всерьез задуматься о возможности побега.

Подспудное желание поскорее выяснить, насколько это осуществимо, оказалось настолько сильным, что Вика, не силах противиться, тут же, отбросив все возникшие сомнения, осторожно, чтоб не разбудить Полю, выбрался из-под одеяла и принялся не спеша одеваться.

Раннее утро встретило Иртеньева удивительной свежестью. Без стука притворив за собой дверь землянки, Вика с наслаждением вдохнул напоенный запахами воздух и первым делом направился к ручью. И уже оттуда, наскоро ополоснув лицо в бочажине, он, снедаемый нетерпением, заторопился к реке.

По заросшему кустарником распадку Иртеньев дошел почти до самой воды и остановился, пораженный открывшимся ему видом. До сих пор, еще там, на барже, среди ссыльных, придавленный неизвестностью, Вика просто не обращал внимания на окружавший его пейзаж, но зато теперь он будто впервые увидел поразившую его первозданную ширь.

Над удивительно спокойной и только ближе к середине чуть тронутой мелкой рябью поверхностью воды стлался туман. В его прозрачной утренней дымке таяли очертания, и все равно, хотя до противоположного берега было не меньше версты, там легко просматривалась сплошная стена леса, разорванная в нескольких местах скальными выходами.

Впрочем, первоначальный восторг Иртеньева довольно быстро отступил, сменившись весьма невеселым выводом. Надежды удрать по реке, где идут только литерные караваны да время от времени появляются редкие пароходы, нет никакой.

И, уже заметив полувытащенный на косу чей-то дощаник, Вика только вздохнул. Даже если б и удалось стащить лодку, все равно плыть можно было лишь вниз по течению, куда-то в тартарары… Столь неутешный вывод тут же заставил Иртеньева сердито поджать губы и решительно направиться к избам, потемневшие крыши которых виднелись невдалеке.

Короткая, домов на двадцать, деревенская улица начиналась сразу от поскотины, и едва Иртеньев ступил на нее, как со стороны крайнего дома его негромко окликнули: