Филип Пулман - Тигр в колодце

Солнечным осенним утром 1881 года Салли Локхарт стояла во дворе собственного дома, наблюдала за маленькой дочерью и думала о том, что дела идут отлично.

Она ошибалась, однако узнать об этом ей предстояло лишь спустя двадцать минут. Человек, собиравшийся принести Салли дурную весть, был еще в пути. Ну а пока она была счастлива и отчетливо это ощущала, что вообще-то происходило с ней не часто; обычно она была слишком занята, чтобы обращать внимание на подобные вещи.

Счастлива она была во многом благодаря своему дому — большому зданию эпохи Регентства, располагавшемуся в Твикенхеме и называвшемуся Фруктовым домом. Дом был большой, просторный, с железными балконами и застекленной верандой. Окна веранды выходили в сад, на большую лужайку, окруженную старой кирпичной стеной. По одну сторону от стены были разбиты цветочные клумбы, росли фиговое дерево и ползучий виноград, а по другую — несколько старых яблонь и слив, которые и дали дому его название.

Рядом с фиговым деревом стояло любопытное сооружение, похожее на веранду со стеклянной крышей, однако открытое со всех сторон. Внутри находилось что-то типа большой игрушечной железной дороги, рельсы лежали на подмостях, возвышаясь над землей почти на метр. Все это было построено ради фотоэкспериментов и требовало доделки, но Салли ждала, когда вернутся ее друзья.

Счастлива она была и потому, что у нее были отличные друзья: Вебстер Гарланд, шестидесятипятилетний фотограф — ее партнер (название фирмы «Гарланд и Локхарт» объединяло их имена) и двадцатилетний Джим Тейлор, двумя или тремя годами моложе ее, — они заменяли ей семью. У Джима с Вебстером все было общим — дом, приключения; они считали себя богемой, делали все, что им вздумается, были верными и преданными товарищами и сейчас находились в Южной Америке. Каждые несколько лет Вебстер Гарланд поддавался своему желанию отправиться в какую-нибудь неисследованную часть света, чтобы пофотографировать. На этот раз Джим поехал с ним, и Салли осталась одна.

Правда, не совсем одна. В доме жила — еще один повод быть счастливой — прислуга: горничная Элли, кухарка миссис Перкинс и Робертс — садовник и одновременно конюх. Кроме того, Салли держала магазин фотопринадлежностей на Черч-стрит, куда приезжала раз в неделю проверять счета. А еще у нее было свое дело в Сити: она занималась финансовым консультированием — вопреки мнению тех, кто считал, что женщинам это не под силу, что им не подобает заниматься подобными вещами, если они не хотят растратить свою женственность, и что ни одна особа, если она, конечно, в своем уме, не затеет ничего подобного. Дел у Салли было так много, что пришлось взять помощницу: сухощавую ироничную девушку по имени Маргарет Хэддоу; Маргарет окончила университет и тоже была феминисткой. Еще у нее работала восемнадцатилетняя девушка, которую Салли наняла няней для своей дочери, звали ее Сара-Джейн Рассел. Покладистая, милая Сара-Джейн была влюблена в Джима Тейлора (правда, об этом не догадывался никто, даже сам объект ее воздыханий).

Однако главной причиной для счастья была ее дочь. Харриет исполнился год и девять месяцев. Она ощущала себя центром мироздания, была эгоцентричной и настолько уверенной во всеобщей любви и внимании к себе, что просто искрилась радостью, как источающее свет солнце. Ее отец, Фредерик Гарланд, племянник Вебстера Гарланда, никогда не видел своей дочери, потому что погиб во время пожара в ночь ее зачатия; будь он жив, Салли звалась бы миссис Гарланд, а Харриет была бы ее законнорожденной дочерью. Любовь Фредерика Салли завоевывала упорно, не жалея сил. Поэтому к Харриет она испытывала очень глубокие чувства — это была его кровь, его жизнь. Салли никого и никогда не любила так сильно, она и не мыслила себя без такой любви. Сразу после смерти Фредерика, когда и бизнес их приказал долго жить, она не находила в себе сил существовать дальше, но, ощутив внутри упрямый сгусток жизни, не желавший сдаваться, поняла, что должна найти силы, мало того — просто обязана. Если попытаться забыть о той бездне, что разверзлась в ее душе после смерти Фредерика, жизнь наладилась — она была настолько хороша, насколько вообще могла быть хороша жизнь матери-одиночки во времена королевы Виктории; уж, по крайней мере, лучше участи многих женщин, страдавших в несчастливом браке. У нее были деньги, независимость, друзья, дом, интересная работа и была ее драгоценная Харриет.