Ефим Курганов: Забытые генералы 1812 года. Книга вторая. Генерал-шпион, или Жизнь графа Витта

Его величество расспросил, как живётся мне в лейб-кирасирах (в 1802 году я попросился сам из кавалергардов в лейб-кирасиры), говорил с восхищением о матушке моей, интересовался, не рассказывала ли она мне о своих отношениях с князем Потёмкиным-Таврическим. А в конце перешли мы на девчонок, до которых Александр Павлович был сверхвеличайший охотник. А ещё с намёком сказал, нет ли у меня на примете какой-нибудь пикантной свежатинки.

О ту пору случился у меня бурный амурчик с одной прелестною галантерейщицею, служившею в новомодном магазине французского белья на углу Невского и Большой Морской. Звали её Анн Лафон. Была она чистокровная парижаночка. Маленькая, чернявенькая, носатенькая, но в глазках такие бесенята прыгают, что за это всё отдашь. Игрива, расчётлива, охоча невероятно до изысканнейших удовольствий и золотой монеты. В общем – прелесть.

Молвил я государю, что готов я из верноподданнических чувств презентовать ему Анн Лафон. Александр Павлович рассмеялся, и сказал, что принимает драгоценный подарок, но ежели Анн не оправдает его надежд, то подаю я в отставку, а ежели оправдает, то он будет способствовать дальнейшему продвижению карьеры моей.

Слава богу, прелестной галантерейщицею государь остался чрезвычайно доволен. Признаюсь, с этого, собственно, и началось моё восхождение к служебным высотам.

Граф Иван де Витт

В собственном моём имении

«Верхняя Ореанда»

Мая 18 дня 1837 года

Александр Павлович, как правило, совершал ежедневные прогулки к Тильзитской крепости, стоявшей над городом, на холме. Его неизменно сопровождали при этом адъютант фон Ливен, и я, бывший тогда полковником лейб-кирасирского Её Императорского величества полка и состоявший при главном штабе гвардейского корпуса.

Поездки эти происходили, когда уже начинали сгущаться сумерки, правда, той порою сгущение сумерек было некою гиперболою. Ну, может, было немного темнее, чем в полдень. Только тишина стояла совершенно исключительная: всё вокруг спало.

Замок, выстроенный ещё в тринадцатом что ли веке тевтонскими рыцарями, не имел особой боевой славы. Но, как видно, он чем-то манил государя. Но была тут и меркантильная, а скорее, амурная причина.

Как я узнал, Тильзитский замок уже со второй половины осьмнадцатого столетия принадлежал седьмому драгунскому полку прусской королевской службы, и принадлежал на правах казарм. Но в 1803 году, шеф полка генерал-майор фон Пастау продал Тильзитский замок городу за 250 тысяч гульденов. Город же распорядился сим приобретением вполне с пользою – превратил бывшую тевтонскую крепость в тюрьму. Однако всё правое крыло замка было при этом сохранено за тильзитским бургомистром государственным советником Георгом Нейховеном и семейством его (он был вдовец), состоявшим из одной семнадцатилетней голубоглазой пухляшки Луизы. Во всяком случае, в июньские дни приснопамятного 1807 года, бургомистр обитал в правом крыле замка, а именно в суровых апартаментах магистра тевтонского ордена.

К бургомистровой дочке как раз и ездил государь – на партию в шахматы. Государственный советник при виде Александра Павловича источал полнейший восторг и буквально таял от счастья.

И я, и фон Ливен в замок никогда не заходили, дожидаясь Его Величества внизу у холма. Расстелив на траве походный коврик, мы усаживались по-турецки и резались в картишки.

Александр Павлович неизменно возвращался усталым, довольным и весёлым. Перемолвившись с адъютантом своим парой слов, он отсылал его вперёд, а сам начинал вести со мною неторопливую беседу касательно дел шпионских.

Всё дело в том, что матушка моя, графиня София Потоцкая-Витт, в своё время, по поручению светлейшего князя Потёмкина, ездила по Европе, покоряла королей и знатнейших вельмож во славу Российской империи. И Александр Павлович полагал, что я, как её отпрыск, унаследовал хоть что-то из дарований матери моей, и могу сослужить службу ему на шпионском поприще. И мне кажется, что кой-какие надежды государя тут вполне оправдались.

Итак, на обратном пути из замка, беседы у нас велись совершенно сериозные. Между тем, ситуация складывалась очень не простая, и даже опасная для международного авторитета Александра Павловича.

Я отличнейшим образом помню, например, о чём мы говорили июня 11 дня 1807 года. Ночь была светлая-пресветлая – как сейчас представляю.