Аркадий Крупняков - Марш Акпарса

— Давай подождем, — спокойно ответил Акпарс, натягивая вожжи,—ты покарауль Мухаммеда, а я посплю. — Акпарс свер­нулся на сене, брошенном на дно повозки, и захрапел. Он хорошо знал, что всю прошлую ночь Зейзет возился с его ранами и не спал. «Сон непременно свалит старика»,— думал Акпарс, притворно прихрапывая.

Так оно и случилось. Сначала Зейзет клевал носом, сидя, по-

417

27 Марш Акпарса

том, бросив под голову охапку сена, прилег. И мгновенно заснув. Акпарс осторожно слез с повозки, распряг лошадь, оставил под оглоблями дугу, чтобы не шевелить повозку. Потом вывел коня к поваленному дереву и с него забрался на влажную спину коня...

Мамич-Берды, уезжая из Чалыма, оставил вместо себя сына Ике. Он наказал ему следить за тем, чтобы Акпарса хорошо лечи­ли, и не приведи аллах, если украдут. Ике утром, чуть свет, пошел к раненому и испугался. Нары были пусты. Кинулся искать Зейзета, и тот исчез. «Увезли в Кокшамары»,— догадался Ике. Он послал гонца в Кокшамары с наказом немедленно привезти плен­ника обратно.

Через два дня гонец вернулся со страшными вестями: Зейзет и пленник в Кокшамарах не появлялись, Уссейн-сеит с двумя сотня­ми коней убежал неизвестно куда, с ним ушли Ширин-бей и кул-шериф-мулла. Гонец хотел побывать у хана, но его во дворец не пустили, так как великолепный Али-Акрам спал после бурно про­веденной ночи.

Понял Ике, как плохи дела, и послал гонцов вслед отцу. Мамич- Берды возвратился немедля, сразу поднял десять тысяч всадников и берегом повел их на Тинсары. Здесь за одну ночь переправил на плотах через Волгу все свое войско и на рассвете налетел на Кок­шамары. Всадники ворвались во двор Али-Акрама, готовые крушить головы ханским джигитам, но те и не думали сопротивляться». Вои­ны Мамич-Берды всех их связали, побросали под навесы, куда загонялся скот для ханской кухни. Потом из гарема выволокли пьяного Али-Акрама и бросили к ногам Мамич-Берды. Поднявшись на четвереньки, Али-Акрам задрал вверх голову и, увидев Мамича, крикнул презрительно:

— На колени перед ханом, недостойный!

Во дворе грянул дружный хохот. Смеялись не только воины Мамича, но и слуги хана. А им бы надо было плакать. Холодный блеск в глазах Берды не предвещал добра.

Он подошел к хану, поднял его и сказал гневно:

*

— Мы посадили тебя на царство, чтобы ты мудро правил нашей землей, чтобы ханство черемисское крепил, чтобы оборонял людей наших. А что ты делал все это время?! Ты только жрал наших быков и баранов, таскал наших девок в гарем да забирал рухлядь у наших охотников. Ты не думал о ханстве, только себя возвели­чивал и поднимал высоко. Вот мы и надумали посадить твою голо­ву на высокое место. Эй, принесите тот шест, что стоит у крыши!— крикнул Мамич-Берды и одновременно выдернул саблю. Али-Акрам упал, и в тот момент, когда он хотел снова подняться, над ним, как молния, блеснула сталь...

Шест с головой Акрама укрепили у столба, что стоял посреди двора как коновязь. Оттого, что смерть была мгновенной, лицо хана не исказилось в страхе. Оно было напряженным, один глаз был прикрыт, другой широко глядел в ту сторону, где были его родные ногайские степи. И казалось, что хан мучительно старается понять, зачем судьба бросила его в эти чужие, совсем не нужные ни ему, ни его народу глухие леса.

Погрузив все добро Али-Акрама на коней, Мамич-Берды поджег деревянный дворец хана, и скоро даже пепла не осталось на этом месте.

Заволновалось все Приволжье, заходила ходуном лесная земля. Мамич-Берды провозгласил себя царем черемисского ханства, сы­ну Ике под руку отдал Арскую сторону, брату Ахмачеку — Луго­вую, сам сел на трон в Чалыме.

По всем сторонам полетело повеление хана: каждый, кто может носить оружие и иметь коня, должен быть в его войске. И поска­кали воины Мамич-Берды следить, как исполняется его воля.

ПО ГЛУБОКОМУ СЛЕДУ

Весть о том, что Акпарс вернулся в Нуженал, облетела весь Горный край с быстротой птицы. Люди говорят, что Акпарс был в плену, что путь растревожил его недавнюю рану, студеный осенний дождь принес ему простуду. Лежит Акпарс дома в горячечном бре­ду, и не отходят от него Санька и Топейка. Те было начали гото­вить налет на Чалым, чтобы воеводу выручить, а он сам нежданно-негаданно возвернулся в дом, упал на лежанку — да так и не вставал.

Послали в Свияжск гонца с вестью, что князю Акпарсу конец приходит, просили прислать лекаря. Тот явился только через неде­лю и по пути привез Ешку и Палату. Увидев умирающего человека, лекарь забегал вокруг, по-петушиному захлопал руками. И про­хлопал бы князя, если бы не Палага. Увидев, что от чертова зна­харя толку нет, она выгнала из дома в три шеи, вытурила вместе с ним Саньку и Топейку и давай распоряжаться сама. Раны лечить она еще у Микени в ватаге наловчилась. Безбоязненно размотала тряпье, ногайским лекарем повязанное, побросала в печь. Промыла раны теплым настоем свекольного листа, залепила их подорожни­ком, перетянула чистым полотном. Потом заварила целый гор­шок сухой малины и принудила князя выпить все сразу. Потом вместе с Ешкой затянула хворого на печку, укрыла шубами наглу­хо. И прошибло тогда Акпарса таким потом, что не только испод­нюю, но и верхнюю рубаху хоть выжимай.