Дарья Плещеева - Слепой секундант

— Ты в жертву себя хочешь принести, Маша, — сказал наконец Андрей. — Он ведь — дитя малое. То им матушка руководила, а то ты теперь заместить ее решилась. Разве же это брак? Жена за мужем должна быть, а не муж — за женой. И Венецкий не сумеет тебя защитить. Мы об этом уж говорили — ты можешь опознать того француза и его служителей, и они это знают. Они убивают тех, кто их видел и помнит, — вон, Дуняшка твоя чудом уцелела…

Андрей замолчал и нахмурился — вот уж тут и сейчас не стоило вспоминать бедную Катеньку. Но совладал с собой.

— А она тут, со мной! — воскликнул Венецкий. — Она меня отыскала! Она меня надоумила в Воскресенскую обитель, искать! Да вот же она, Машенька, вот она, у двери стоит, подойти робеет!

— Дуня! — воскликнула Маша.

Горничная подбежала — и угодила прямо в объятия.

— А сюда ехать — кто надоумил? — спросил Венецкого Андрей.

— Да это все доктор матушкин… — немного смутившись, отвечал Венецкий. — Она ведь тайно к доктору ездит глаза лечить. Я сегодня к нему заезжал за глазными каплями, и в то же время ваш кучер привез ему письмо. Доктор просил переводить. Он спросил кучера вашего, где назначено венчание, тот назвал церковь. Тогда доктор сказал: передай-де господину Соломину, что я желаю ему с его фрау Марией всякого счастья, да только пусть будет осторожен, и еще на словах передай, что я делаю все возможное. Я как услышал это «Соломин» да «фрау Мария» — так чуть на пол не сел, за кучером побежал, глазные капли забывши…

— Понятно. Значит, воля Божья. Маша, ты твердо решилась?

— Андрей Ильич, я его люблю. Кабы мы повенчались — была бы тебе самой верной женой. Ни в чем бы ты меня не упрекнул. А его — все любила бы…

— Так ведь он тебя предал.

— Наверно, должен был предать… чтобы и через это пройти, и раскаяться, и все понять… Андрей Ильич, он переменился, право, переменился, я же вижу! — воскликнула девушка с неожиданной пылкостью. — Если бы мы тогда повенчались — я бы в доме его матушки была хуже кухонной девки, она бы мной помыкала. А теперь — он меня в обиду не даст.

— Отчего же?

— Оттого, что из-за меня у него сердце болело. Раньше он этого не знал, что значит — терять, а теперь уж знает.

— Венецкий!

— Что, Соломин? — испуганно спросил граф.

— Ты хоть понял, что она сказала?

— Соломин, я тебе чем хочешь поклянусь, вот тут, в церкви, перед образами, — я ее люблю и никогда не брошу.

— Эк заладил — люблю, люблю… — Андрей вздохнул. — Ну что же, честный отче, начинай сначала. Еремей Павлович, Фофаня, Тимоша, не извольте беспокоиться. Эко дело — жених поменялся.

— За такое дело приплатить бы во славу Божию, — намекнул ошарашенный отец Авдикий.

— Это можно, — согласился Андрей и усмехнулся. — Дяденька, дай ему…

— Ну нет! Свадьба — моя, мне и платить! — воскликнул Венецкий. — А то уж вовсе стыд и срам — граф Венецкий на чужие деньги венчается!

И все началось сначала.

Когда венчание завершилось, отец Авдикий с певчими и алтарником ушел отдохнуть перед вечерней службой, остался дьякон, которого благословили прибраться в храме.

— Я отвезу Машеньку сперва в дом, где теперь живу, — я же с матушкой рассорился, там соберу ее в дорогу, потом в Москву, в имение к дяде, — говорил Венецкий. — Пока не разъяснится эта дурацкая история с письмами. Я найму опытных людей, они докопаются, кто мой тайный враг…

— Нет у вас, граф, тайных врагов, — отвечал Андрей. — Маша стала жертвой вымогателей. Они полстолицы, я чай, запугали, и все им дань платят, но молчат, боятся позора. Им вовсе не были нужны те золотые вещицы, коими она хотела откупиться, им требовался скандал, — Андрей чуть ли не слово в слово повторял выводы покойного Акиньшина. — Этим скандалом они желали запугать других людей, куда более богатых и стоящих на высокой ступеньке… близких ко двору или даже к самой государыне.

— Так, — сказал Венецкий. — Им удалось затеять скандал.

— Я дал слово найти их и покарать.

Венецкий уставился на Андрея круглыми глазами:

— Вы, Соломин?..

— Я.

— Невозможно.

— Ты не знаешь его! — воскликнула Маша.

— Сперва и мне казалось — невозможно. Однако стоило начать, как у меня появились друзья, которые помогают как умеют. Венецкий, вы можете увезти Машу, я дурного слова не скажу — она вас выбрала. А можете остаться тут и помочь нам проучить злодеев, опозоривших вашу жену. И восстановить ее доброе имя! — это прозвучало очень жестко. Лицо Андрея было неподвижным, высокомерным, подбородок — задран, взгляд, если бы снять черную повязку, — свысока.