Дарья Плещеева - Слепой секундант

— Только, видать, не понимает, для чего им вместе убегать, коли она для них свадьбу затеяла.

Маша рассмеялась.

— Ничего, с Божьей помощью все образуется, — беззаботно сказала она. — Как ты думаешь, могу я пока что жить с Петрушей в полку? Женатые солдаты — и то живут, неужто графу Венецкому не позволят?

— Сперва Венецкий должен тебя представить командиру своему, генерал-аншефу князю Долгорукому, и княгине. Княгине ваше тайное венчание должно понравиться — она сама ради своей любви к князю немало перенесла.

— А что такое?

— Два родных брата женились на двух родных сестрах, а по православной вере так не полагается, — объяснил Андрей. — Сперва князь Василий повенчался на Варваре Бутурлиной, потом князь Юрий — на Екатерине Бутурлиной. Поскольку с церковной точки зрения они жили в блуде, то детей Юрия записывали на имя Василия. Только потом, когда князь Василий с женой скончались, князь Юрий и супруга его воссоединились, и брак свой заставили признать, и детей также… Но ты, Маша, должна принарядиться. Давай я тебе денег на новое платье подарю.

— Тебе самому на лечение потребуются.

Андрей рад был этому простому разговору — миг, когда придется заняться пленником, оттягивался. Примчался Венецкий — его тоже втянули в хозяйственные рассуждения. И решено было наутро ехать всем вместе, о чем и сообщили Валеру с Гиацинтой.

В последний раз поужинав на даче, все разошлись по комнатам, и дача стихла до утра.

В неизвестном часу Андрей поднялся — печь остывала. Он прислушался — никто не разговаривал в комнатах, никто не галдел во дворе.

Пистолеты Еремей прятал в дорожный сундучок, там же находились пули и порох. Андрей надел свою черную повязку, натянул штаны, заправил в них рубаху. Уже освоившись в комнате, он почти без приключений отыскал сундучок и достал оружие. Зарядив пистолет, медленно двинулся к чулану, в котором ждал решения своей судьбы Куликов. Его даже не слишком караулили — вздумав бежать, тот первым делом слетел бы с крутой лестницы. Чулан был закрыт на задвижку — правда, основательную.

— Просыпайтесь, Куликов, — позвал Андрей.

— Уже утро? — спросил пленник.

— Понятия не имею. Я так же слеп, как и вы. Забавно, да?

— Что вы затеяли?

Андрей услышал в простом вопросе: «Я боюсь, я смертельно боюсь мести и мучений!»

— Кланялся вам господин Шешковский, — прямо сказал Андрей. — И господин Архаров-старший. Днем я побывал у них и все рассказал.

— Шешковскому?

— Да. Теперь уж он будет расследовать, какие деньги и откуда тайно получает «малый двор». Полагаю, господин Шешковский сделает все, чтобы не огорчать государыню необдуманными поступками великого князя, если только эти поступки обнаружит. И всех, кто в тысячный раз попытается вбить клин между матерью и сыном, будет карать так, как только он и умеет…

— Я тут ни при чем! — воскликнул Куликов.

Имя Шешковского было просто волшебным ключиком к петербуржским сердцам.

Андрей, опустившись на корточки, стал шарить по стенке чулана, рука опускалась все ниже — он хотел найти место, куда бы положить пистолет. Подвернулось мягкое, упругое — суконная покрышка шубы, не иначе. Он нажал, продавил вершка на полтора. Сюда уже можно было приспособить тяжесть.

И вдруг его руки коснулись чужие пальцы, стали быстро-быстро ощупывать, поползли вверх по рукаву. Андрей отдернул руку — соприкосновение было совершенно лишним.

— Это пистолет, — сказал он. — Господа Архаров и Шешковский посылают вам заряженный пистолет. Они милосердны…

— Милосердны? — переспросил Куликов.

— По отношению ко мне. Они не желают, чтобы я взял грех надушу.

— Да послушайте же! Я не виноват! Это все она! Ее привели ко мне, я спас ее, я ее лечил, вы ничего не знаете…

— И незачем знать. Если вы, Куликов, предпочитаете допросы Шешковского — дело ваше. Прощайте. — Андрей открыл дверь чулана.

Дверь выходила на пятачок перед лестницей. Видимо, его устроили тут, чтобы служил жителям второго этажа теплым нужником, и собирались установить чугунную трубу, ведущую вниз, к яме. Тому, кто выходил из чулана, следовало быть осторожным.

— Это все она! Вы ведь Соломин? Вы должны знать — это она! Вы ничего не поняли, клянусь! Она оплела меня своими замыслами, хотела, чтобы я на ней женился…

— Враки, — ответил Соломин. — Она и мужчин ненавидела, и женщин. Мужчин — за то, что сама не была мужчиной. Женщин — за то, что не могла быть женщиной.

— Она погубила меня!