– Да, вижу; не нужно так сдавливать мне руку. Я видел, как кто-то прошел. Сказал бы, что человек. Судя по всему, довольно худой. И высокий, очень высокий. Но что с ним такое? И с тобой? Ты все еще трясешься как осиновый лист.
– Я едва ускользнул из когтей дьявола, вот и все. Но идем к тебе в кабинет, и я расскажу тебе обо всем.
Так он и сделал. В веселом свете лампы, за бокалом вина и глядя в румяное лицо своего дородного друга, Смит по порядку изложил тому все события, большие и маленькие, выстраивавшиеся в безупречную цепочку, начиная с того самого вечера, когда Беллингем упал в обморок перед саркофагом мумии, и заканчивая ужасом, пережитым им часом ранее.
– Вот, – произнес он в завершение. – Так и обстоит это черное дело. Это чудовищно и немыслимо, но это правда.
Какое-то время доктор Пламптри Питерсон сидел в тишине с чрезвычайно озадаченным выражением на лице.
– За всю жизнь не слышал ничего подобного! – сказал он наконец. – Ты изложил мне факты. Теперь изложи свои выводы.
– Ты можешь сделать их сам.
– Но мне бы хотелось услышать твои. Ты уже успел все обдумать, а я – нет.
– Ну, должно быть, я был слегка пространен в том, что касается деталей, однако основной смысл, полагаю, вполне ясен. Этот Беллингем, с его востоковедением, узнал какой-то адский секрет, с помощью которого мумия – возможно, только эта конкретная – может быть временно оживлена. Он занимался этой мерзостью в ту ночь, когда упал в обморок. Нет сомнений, что вид двигавшейся твари спровоцировал у него нервный срыв, пусть даже он этого и ожидал. Ты помнишь, что чуть ли не первым словом, произнесенным им, было слово «дурак» в свой собственный адрес. Ну, в дальнейшем у него нервы стали крепче, и в обморок он больше не падал. Оживлять мумию он явно способен лишь временно, поскольку я видел, что в саркофаге она столь же неподвижна, как этот стол. Полагаю, для оживления ему требуется некий сложный процесс, научившись которому он решил, что может повелевать тварью, ведь она обладает и разумом, и силой. По какой-то причине он посвятил Ли в свои дела, однако Ли, как достойный христианин, не пожелал иметь к ним никакого отношения. Они повздорили, и Ли поклялся, что расскажет своей сестре об истинной натуре Беллингема. Беллингем вознамерился остановить его, и ему это почти удалось, когда он пустил тварь по его следу. Он уже испытал ее силы на другом человеке – Нортоне, – в отношении которого он затаил обиду. Лишь по случайности на его совести не висят два убийства. Затем, когда я прижал его на этот счет, у него появились все причины убрать меня с дороги, прежде чем я поделюсь тем, что знаю, с кем-либо еще. Он решил попытаться, когда я вышел из башни, ведь ему были известны и мои привычки, и куда я направлялся. Я промчался по лезвию бритвы, Питерсон; то, что ты не обнаружил меня утром на своем пороге, – чистой воды удача. Я не из нервных, и никогда я еще не боялся смерти так, как этим вечером.
– Мой дорогой мальчик, – произнес его товарищ, – ты принимаешь все слишком близко к сердцу. Ты перенапряг нервы со своей работой и делаешь из мухи слона. Как могло нечто подобное бродить по улицам Оксфорда, пусть даже поздно вечером, и не попасться никому на глаза?
– Оно попалось. Город напуган из-за сбежавшей обезьяны, которой они считают эту тварь. Все только об этом и говорят.
– Что ж, это исключительная цепь совпадений. И все же, мой дорогой друг, ты должен признать, что у всех этих событий по отдельности может быть более естественное объяснение.
– Что?! Даже у моего сегодняшнего приключения?
– Разумеется. Ты вышел из своей башни с расстроенными нервами, думая лишь об этой твоей теории. Какой-то тощий голодный бродяга поволокся следом и, увидев, что ты побежал, осмелел достаточно, чтобы погнаться за тобой. Остальное сделали твои страхи и воображение.
– Не сделали, Питерсон, не сделали.
– А что до того, что ты нашел саркофаг пустым, а затем, спустя несколько мгновений, с мумией… Сам понимаешь, лампа едва светила, а у тебя не было причин особенно приглядываться к саркофагу. Вполне возможно, что в первый раз ты просто не разглядел тварь.
– Нет, нет, тут никаких сомнений быть не может.
– Ли мог сам свалиться в реку, а на Нортона мог напасть душитель. Разумеется, ты рвешь и мечешь насчет Беллингема; однако, окажись ты перед судьей, он просто рассмеялся бы тебе в лицо.
– Знаю, что рассмеялся бы. Именно поэтому я намереваюсь взять дело в свои руки.
– Что?
– Да, я чувствую ответственность перед обществом; к тому же я должен сделать это ради собственной безопасности – в противном случае мне придется позволить этой твари изгнать себя из колледжа, а это было бы несколько малодушно. Я уже в целом решил, как поступлю. Прежде всего, могу я на час одолжить твои бумагу и перья?
Читать дальше