Уилбур Смит - Голубой горизонт

Припасов было столько, что загрузить их заново к вечеру второго дня не удалось.

– Оставим до завтра, – великодушно сказал Том, – а сейчас женщины могут приготовить нам ужин.

Последний общий ужин был омрачен печальным молчанием – вспомнили о предстоящей разлуке. За молчанием следовало принужденное веселье. Ужин с присущей ему прямотой завершил Том.

– Завтра рано вставать.

Он поднялся и взял Сару за руку. И, ведя ее к их первому фургону, прошептал:

– Мы можем оставить их наедине? Может, стоит присмотреть?

Сара весело рассмеялась.

– Том Кортни, ну и время ты выбрал ханжить! Они и так уже целые недели провели вдвоем в глуши, и кажется, что они уже несколько лет вместе. Что ты теперь можешь сделать?

Том печально улыбнулся, взял Сару на руки и внес в фургон. Позже, когда они сидели в постели, Сара сказала:

– Насчет Луизы не волнуйся. Я уже сказала, она хорошая девушка, а Джима мы воспитали как джентльмена. Между ними ничего еще не произошло и не произойдет, пока они не будут готовы. А уж тогда даже стада диких буйволов не смогут этому помешать. Когда мы встретимся в следующий раз, можно будет подумать о венчании. Насколько я помню, Том Кортни, при нашей первой встрече ты проявлял меньшую сдержанность, и прошло немало времени, прежде чем мы смогли отпраздновать свой брак.

– По крайней мере в этих вопросах ты разумней меня, – признался Том и крепче обнял ее. – Миссис Кортни, не вижу здесь никаких стад буйволов, которые помешали бы тому, что может случиться между нами.

– Поистине, мистер Кортни, вы удивительно проницательны, – сказала она и захихикала, как девчонка.

Они позавтракали и закончили погрузку еще до того, как солнце изгнало последние следы ночной прохлады. Смоллбой, рослый главный кучер, дал знак запрягать быков, щелкнув хлыстом. Этот замечательный хлыст представлял собой бамбуковый шест длиной двадцать два фута с прикрепленным к нему еще более длинным кнутом. Не сходя с сиденья своего фургона и не вынимая изо рта глиняной трубки, Смоллбой мог концом хлыста с кисточкой из шерсти куду убить муху на крупе ведущего быка, не задев на спине животного ни волоска.

Услышав щелчок этого хлыста – его, словно пистолетный выстрел, можно было услышать за милю, – помощники кучера начали приводить быков из вельда, где они паслись, и запрягать их. Быков они гнали, выкрикивая оскорбления и метко бросая камни.

– Беги, Шотландец, аспид с двадцатью двумя отцами и всего одной матерью!

– Эй, Кривоглазый, смотри сюда, если не хочешь получить еще камень!

– Проснись, Ящер, ленивый плут!

– Двигай, Черное Сердце, и не вздумай сегодня упрямиться!

Пара за парой быки впрягались в ярмо. Последними на место поставили ведущих, самых послушных и сильных. Смоллбой снова щелкнул хлыстом, быки без видимого напряжения зашагали, и тяжело груженные фургоны двинулись за ними. Остальные три фургона потянулись за первым, образуя караван с промежутками в несколько сотен шагов. Такие большие промежутки необходимы быкам, чтобы не дышать пылью, поднятой фургоном впереди, и не попадать под окованные острым железом колеса фургона за собой. Между фургонами шли стада лошадей, запасных быков, молочных коров, а также овец и коз на мясо. Они останавливались, чтобы пастись, держались свободной группой. Их вели четыре пастуха верхом: мальчишки в возрасте от десяти до тринадцати лет, сироты, которых все годы собирала Сара и которые умолили взять их в великое приключение с Сомойей, перед которым они преклонялись. За ними бежало множество бродячих собак, которые будут отрабатывать свое пропитание, помогая в охоте и находя отбившихся животных.

Вскоре под холмом Голова Бабуина осталась только небольшая повозка, тоже нагруженная, а рядом паслись лошади, готовые доставить Тома и Сару назад, в Хай-Уэлд. Семье очень не хотелось расставаться. Они затянули отъезд еще на час, выпили у костра последнюю чашку кофе, вспоминали то, что забыли сказать друг другу в эти последние дни, и повторяли то, что говорили уже много раз.

Самые серьезные дела Том отложил напоследок. Сейчас он достал из тележки брезентовую шкиперскую сумку для карт и снова сел рядом с Джимом. Раскрыл плоскую сумку и достал карту.

– Вот карта, которую я чертил пятнадцать лет. Оригинал я оставил себе, это копия. Но это очень ценный документ.

– Я его обязательно сохраню, – обещал сын.

Том расстелил тяжелый пергамент на земле и прижал по углам небольшими камешками, чтобы удержать от легкого утреннего ветерка. Джим разглядывал тонкий многоцветный рисунок – изображение южного материка.