Уилбур Смит - Голубой горизонт

– Я говорила, что Баккат знает дорогу! – воскликнула она.

Баккат стоял высоко над ними, у самого подножия утеса. Они быстро оседлали лошадей и стали подниматься к нему.

– Смотри, о, смотри! – Луиза показала на вертикальную расселину, разрезавшую утес от основания до самой вершины. – Словно ворота, вход в замок.

Баккат взял у Джима повод Холодка и ввел лошадь в темное отверстие. Все спешились и, ведя своих лошадей, последовали за ним. Проход был таким узким, что приходилось идти гуськом, и стремена почти задевали за скальные стены с обеих сторон. По обе стороны вверх, к самой полоске голубого неба, поднимался гладкий блестящий камень. Небо было таким далеким, что полоска казалась узкой, словно лезвие рапиры. Зама провел в расселину запасных лошадей, но топот их копыт заглушал слой мягкого белого песка. Голоса звучали глухо и необычно в этом замкнутом пространстве, извилистый проход уходил в глубину скалы.

– Посмотрите! Вы только посмотрите! – радостно воскликнула Луиза и показала на рисунки, покрывавшие стены от пола до уровня глаз. – Кто это нарисовал? Это не могла сделать рука человека, скорее феи.

На рисунках видны были фигуры людей и животных, стада антилоп во весь опор неслись по гладкому камню, их преследовали изящные маленькие человечки, держа наготове луки со стрелами. Охрой и желтой краской были нарисованы стада жирафов, гибкие шеи переплетались, как змеи. Были здесь и носороги, темные и грозные, с рогом на носу длиннее маленьких охотников, которые, окружив их, пускали стрелы, так что красная кровь стекала под ноги животным, образуя лужи. Слоны, птицы, змеи – все разнообразие животных.

– Кто это нарисовал? – снова спросила Луиза. Баккат понял смысл вопроса, хотя не знал языка, на котором она говорила. Он повернулся на спине Холодка и ответил потоком щелкающих слов, звучавших, словно треск ветвей.

– Что он говорит? – повернулась к Джиму Луиза.

– Рисунки сделаны его племенем, его отцами и дедами. Это охотничьи молитвы его народа и рисованная благодарность красоте добычи, похвала мастерству охотников и их храбрости.

– Похоже на собор.

В приглушенном голосе Луизы звучало благоговение.

– Это и есть собор, – согласился Джим. – Одно из священных мест племени сан.

Рисунки покрывали обе каменные стены. Некоторые, должно быть, очень древние, потому что краска поблекла и осыпалась и другие художники рисовали поверх этих древних рисунков, но призраки прошедших веков слились и образовали бесконечный ковер. Все молчали, потому что звуки голосов казались в этом месте святотатством.

Но вот скала впереди расступилась, и они двинулись к узкой вертикальной полоске солнечного света в конце прохода. Потом выехали из скалы, и солнце ослепило их. Они оказались высоко над миром; теперь они смотрели на него с высоты полета стервятника, и увиденное поразило их и заставило потерять дар речи. Под ними расстилались обширные равнины, бурые и безжизненные, пересеченные жилками зелени там, где протекали реки, и усеянные пятнами более темного леса. За равнинами, почти у границ видимости, ряд за рядом возвышались бесконечные хребты, словно зубы чудовищной акулы; они таяли в дали, пурпурной и голубой, и сливались с высоким африканским небом.

Луиза не представляла себе, что небо может быть таким высоким, а земля – такой широкой, и смотрела с восхищением. Она молчала так долго, что Джим не выдержал. Это была его земля, и он хотел, чтобы Луиза разделила его любовь к ней.

– Разве не здорово?

– Если бы я раньше не верила в Бога, сейчас поверила бы, – прошептала она.

На следующее утро они достигли реки Гариеп в том месте, где она стекает с гор. За тысячелетия ее воды прорезали в камне глубокое ущелье. От таяния горного снега река разлилась и приобрела яблочно-зеленый цвет. Воздух по сравнению с горным – теплый и ласковый. Берега поросли густым тростником и ивами и расцвечены весенними цветами. Кричали и порхали птицы-ткачики с пурпурным оперением, они вили гнезда из сорванных ветром прутиков ивы. У воды пили пять самцов куду. Они взметнули массивные спиральные рога и удивленно смотрели на кавалькаду, идущую вброд с противоположного берега. Потом прижали рога к спине и убежали в заросли тростника; вода капала с их морд.

Джим первым переправился через реку и испустил торжествующий вопль, разглядывая глубокие следы, оставленные в мягкой земле противоположного берега окованными железом колесами.