Уилбур Смит - Голубой горизонт

Отчаяние постоянно было рядом; оно таилось, как дикий зверь, всегда готовое прыгнуть и овладеть ею. Не раз за прошедшие месяцы она затачивала кинжал так, что можно было сбрить волоски на руке. Потом пряталась под орудийным лафетом и нащупывала биение жилки на запястье, где та проходит совсем близко к коже. Однажды она приложила лезвие к руке и собралась с силами, чтобы сделать разрез, но потом подняла голову и посмотрела на узкую полоску света, пробивающуюся через щель в крышке орудийного порта. Этот свет показался ей обещанием.

«Нет, – шепотом сказала она себе. – Я убегу. Я все вытерплю и убегу».

И чтобы подкрепить свою решимость, долгие дни, пока корабль шел сквозь бури южной Атлантики, она вспоминала о светлых, счастливых днях своего детства, которое теперь казалось таким далеким, словно в тумане. Она училась уходить в царство воображения, отгораживаться от реальности, в плену которой жила.

Она цеплялась за воспоминания об отце: вот Хендрик Левен в черном, застегнутом до самого подбородка костюме, вот его белый накрахмаленный кружевной воротник, любовно выглаженные матерью чулки на худых ногах, дешевые пряжки на башмаках с квадратными носами, начищенные так, что сверкали, словно чистое серебро. Мрачные черты под широкими полями высокой черной шляпы не вязались с озорными голубыми глазами. Цвет глаз Луиза унаследовала от него. Она помнила все его забавные и увлекательные рассказы. Когда она была маленькой, он каждый вечер уносил ее по лестнице наверх в кроватку. Укрывал и сидел, рассказывая что-нибудь, пока она отчаянно боролась со сном. Став старше, она ходила с отцом в сад, держась за его руку, проходила по тюльпанным полям имения, отправляясь на ежедневные уроки. Сейчас она тайком улыбалась, вспоминая, с каким бесконечным терпением он отвечал на ее вопросы и какая у него была гордая улыбка, когда она после ничтожных подсказок находила решение математической задачи.

Хендрик Левен служил учителем в семье ван Риттерс, одной из самых влиятельных купеческих семей Амстердама. Коэн ван Риттерс входил в число Семнадцати – совета директоров ВОК. Его склады тянулись по обоим берегам внутреннего канала на целую милю, и он посредством флота из пятидесяти трех судов торговал со всем миром. Его сельское поместье было одним из великолепнейших в Голландии.

Зимой многочисленное семейство жило в Хоис-Брабанте, большом здании, выходящем на канал. У семьи Луизы в этом здании было три свои комнаты на самом верхнем этаже, и из окна своей спальни она видела тяжело груженные баржи и приходящие с моря рыбацкие лодки.

Однако больше всего ей нравилась весна. Тогда вся семья переселялась за город, в Моои-Уитсиг, их сельское поместье. В эти волшебные дни Хендрик с семьей жил в коттедже, который отделяло от большого дома озеро. Луиза помнила, как с наступлением тепла с юга прилетали большие стаи гусей. Они с плеском опускались на воду озера, и их крики будили ее на рассвете. Она ежилась под стеганым одеялом и слушала храп отца в соседней комнате. Никогда ей не было так тепло и уютно, как в такие мгновения.

Мать Луизы, Энн, была англичанкой. Ее отец привез дочь в Голландию еще ребенком. Он был капралом в охране Вильгельма Оранского, после того как тот стал королем Англии. Когда Энн исполнилось шестнадцать, ее в качестве помощницы повара приняли в число челяди ван Риттерсов, а еще год спустя она вышла замуж за Хендрика.

Мать Луизы была полной и веселой, ее всегда окружали восхитительные кухонные ароматы: пряностей и ванили, шафрана и свежего хлеба. По ее настоянию Луиза выучила английский язык, и, оставаясь наедине, они всегда разговаривали по-английски. Луизе легко давались языки. Вдобавок Энн научила ее готовить и печь, шить и вышивать и вообще всем женским премудростям.

По особому разрешению минхеера ван Риттерса Луизе было позволено учиться с хозяйскими детьми, хотя при этом ей следовало сидеть сзади и молчать. Только оставаясь наедине с отцом, она могла задавать вопросы, которые ежедневно рвались у нее с языка. Она очень рано усвоила почтительные манеры.

Только дважды за эти годы Луиза видела мефрау ван Риттерс. Оба раза она украдкой наблюдала за ней из окна классной комнаты и видела, как та садилась в огромную карету с глухими черными занавесями, сопровождаемая десятком слуг. Это была загадочная фигура, закутанная во множество слоев черного вышитого шелка, с темной вуалью на лице. Луиза как-то слышала, как мать судачила со служанками о хозяйке. Та страдала от какой-то кожной болезни, сделавшей ее лицо чудовищным, как адское видение. Даже муж и дети никогда не видели ее без вуали.