Уилбур Смит - Раскаты грома

Он снял руки первого номера с денег, подтянул банк к себе и начал складывать выигрыш столбиками по двадцать монет.

– Везет тебе сегодня, – неприязненно произнес Лошадник.

– Да, – согласился Шон.

Двести шестьдесят восемь фунтов.

– Очень странно. Интересно, как это карты оказались у тебя в лапищах, – не унимался Лошадник. – Особенно учитывая, что ты сдавал. Какая, говоришь, у тебя профессия?

Не поднимая головы, Шон начал перекладывать соверены в карман. Он едва заметно ухмылялся. «Прекрасное окончание удачного вечера», – решил он.

Убедившись, что деньги надежно упрятаны, Шон посмотрел на Лошадника и широко улыбнулся.

– Выйдем, приятель, – предложил он.

– С большим удовольствием.

Лошадник отодвинул свой стул и встал.

– Действительно, – сказал Шон.

Лошадник направился к лестнице черного хода, Шон шел за ним, а следом – все посетители бара. Спустившись вниз, Лошадник по звуку оценил местоположение Шона на скрипучих ступеньках, развернулся и ударил, вложив в этот удар всю тяжесть своего тела.

Шон успел убрать лицо, и удар пришелся ему в висок. Шон отлетел в стоявших за его спиной людей. Падая, он увидел, как Лошадник выхватил нож, серебристо сверкнувший в свете, падавшем из окон бара, – кривой нож для разделки туш с восьмидюймовым лезвием.

Толпа расступилась, оставив Шона на ступеньках, Лошадник двинулся вперед, чтобы добить его. Издавая подобие рычания, он поднял нож и нанес удар сверху вниз – удар неловкий, непрофессиональный.

Лишь слегка оглушенный, Шон легко перехватил сначала одну руку соперника, а через мгновение схватил Лошадника за другую.

Некоторое время человек лежал на Шоне, который, точно в тисках, сжимал его руку с ножом, при этом оценивая силы противника. В конце концов с сожалением пришел к выводу, что тот ему не ровня. Лошадник достаточно велик, но его живот – мягкий и большой, а в запястье не чувствуется сухожилий и мышц.

Лошадник начал сопротивляться, попробовал высвободить руку, пот покрыл его лицо и закапал вниз; от него шел неприятный острый запах, как от прогорклого масла. Лошади так не пахнут.

Шон крепче сжал запястье соперника.

– А-ах! – Лошадник перестал сопротивляться.

Шон, который раньше использовал только силу предплечья, теперь собрал воедино всю мощь руки, чувствуя, как бугрятся мышцы.

– Боже! – Кости запястья хрустнули, Лошадник с воплем выронил нож, упавший на деревянные ступени с глухим стуком.

Не отпуская противника, Шон сел, потом медленно встал.

– Оставь нас, друг. – Он бросил Лошадника на пыльный двор. Шон даже не запыхался и по-прежнему хладнокровно и отчужденно глядел, как тот с трудом поднимается на колени, оберегая сломанное запястье.

Почему-то это движение вывело Шона из себя. Может, выпитое усилило ощущение потери и досады и дало себя знать в безумном взрыве ненависти.

Шону вдруг почудилось, что перед ним источник всех его бед, что этот человек отнял у него Руфь.

– Ублюдок! – зарычал он.

Лошадник почувствовал перемену настроения Шона и отчаянно завертел головой в поисках спасения.

– Грязный ублюдок! – еще громче проревел Шон, охваченный новым крайне сильным желанием: впервые в жизни ему захотелось убить. Он медленно подходил к сопернику, сжимая и разжимая кулаки, лицо его было перекошено, слова, срывавшиеся с уст, утратили смысл.

Во дворе воцарилась мертвая тишина. Зрители стояли в тени, охваченные ужасом. Лошадник замер, только его голова двигалась, но из открытого рта не вылетало ни звука – и Шон приблизился к нему с быстротой кобры.

В последнее мгновение мужчина попытался убежать, но его ноги ослабели и подгибались от страха – и Шон ударил его в торс с таким звуком, с каким топор врубается в ствол дерева.

Когда противник упал, Шон кинулся на него и сел на грудь, нечленораздельно повторяя единственное слово – имя любимой женщины. В своем безумии он чувствовал, как крушит кулаками лицо противника, как кровь брызжет ему в лицо и на руки, слышал крики:

– Он его убьет!

– Держите его!

– Ради Бога, помогите – он силен как бык!

Шона схватили за руки, сдавили сзади горло, кто-то ахнул его бутылкой по голове; на него навалилось множество тел.

Двое сидели у него на спине, еще с десяток цеплялись за руки и за ноги, но Шон встал.

– По ногам бейте!

– Вали его!

Страшным усилием Шон столкнул тех, кто держал его за руки, друг с другом. Руки освободились.

Он отряхнул людей с правой ноги, и повисшие гроздью на левой отступили сами. Протянув руки за спину, он сбросил с себя последних двоих и стоял, тяжело дыша; кровь из раны от удара бутылкой по голове текла по лицу и бороде.