Валентин Башмаков - За Синь-хребтом, в медвежьем царстве, или Приключения Петьки Луковкина в Уссурийской тайге

Убитый или раненый человек!.. Петьку снова охватил страх. Кого постигло несчастье? Что будет теперь?

Между тем Матрена Ивановна вышла из комнаты с полотенцами и ветошью. Протягивая их мужчинам, хотела что-то сказать, ступила вперед и вдруг в отчаянии прижала руку к груди:

— Ай, добрые люди! Да что ж это делается на белом свете? И как же он, горемычный, к вам попал? Убитый? Ой, горюшко-то, горе!

Она метнулась к лежащему, но Кузьма взял ее под руку и осторожно повел с террасы.

— Ну-ну, не надо, Ивановна, — уговаривал он. — Пускай тут Егор управляется. Он на войне санитаром был, дело знает. А Сергей, если что, поможет.

Кузьма усадил старушку на бревно и, достав кисет, принялся вертеть папиросу.

— Ты больно-то не убивайся. Слышишь?.. Живой он. Без памяти только. Ну да… Голова ушиблена… Кто, говоришь, ушиб? Не мы… Свои же дружки порешить хотели…

В кузове автомашины кто-то завозился, захрипел. Кузьма подошел к открытому борту.

— Что?.. Затекли руки? Воровать да калечить людей они у вас не затекают. Не отвалятся, чай, и тут… Нету, говоришь, закону? Ну это ты, субчик, ошибаешься. У нас тут законы свои, таежные. Ежели хочешь, можем познакомить еще раз.

Пасечник потянулся, проверил, должно быть, на бандите ремни и, не спеша, прошел на старое место возле Матрены Ивановны. Какое-то время, светя огоньком, тянул папиросу, потом вернулся к рассказу о раненом.

— Машина эта, выходит, его. На ней компания прикатила за ворованным… Ага! Тот, что в кузове, да еще один пошли за бочонками, а шофер выключил мотор и остался на дороге. Мы, конечно, дождались, пока они возьмутся за носилки. Потом накрыли. Егор с Сергеем одного скрутили сразу. А другой, не будь дурак, кинулся к машине. Я было за ним, да на грех запутался в бурьяне. Пока поднимался — на дороге, слышу, уже драка. Один приказывает заводить, а другой упирается: возить, мол, краденое не уговаривались. Кинулся я к ним, пальнул вверх, да куда там! Тот бандюга, что от нас вырвался, сиганул в кусты и к речке. А шофер стоит на дороге, зажимает рукой висок и качается. Качнулся раз-другой да и сел. Досталось заводной ручкой, либо свинчаткой…

Во дворе и на сеновале воцарилась тишина. Слышно было лишь, как возится на веранде Егор да хохочет где-то филин.

— Господи! Господи! — всхлипнула опять Матрена Ивановна. — Была семья, жили, как люди. Потом выпивки, дружки разные. А теперь и жизни решился. Дети-то, дети разнесчастные! На кого осталися?

— Ну-у, завела! — с неудовольствием проворчал Кузьма. — Сказано ж тебе: живой он!

На этом разговор прервался. С веранды послышался голос Егора:

— Ну-ка, Кузьма, иди сюда, — позвал он. — Надо решать, что делать дальше.

Мужчины о чем-то поговорили. Кузьма еще раз осмотрел пострадавшего и повернулся к машине:

— Сергей! Ты где там? Готовься в дорогу. Трофима надо срочно доставить в больницу.

Имя пострадавшего до сих пор не произносилось. Взрослые, должно быть, помнили о ребятах и называли его по-разному — то шофером, то раненым, то просто парнем. Теперь же Кузьма проговорился, и его оговорка обошлась очень дорого.

— Трафим!.. Папаня!

Не помня себя, Коля сорвался с места и кинулся к двери.

— Отоприте сейчас же! Папаня! Я хочу на улицу! Слышите?!

Петька, глядя в щель, видел, как переглянулись Егор и Сережа и как опустились руки у Кузьмы. Лишь через минуту к дверям сеновала подошел Сережа:

— Ну чего ты, Николай, надрываешься? Кто тебе сказал, что это отец?

— Не надо мне говорить. Я сам знаю. Дядя Кузьма вон назвал Трофимом, а бабка про семью причитала!

— Ну так что же, что Трофим? Или Трофимом только твоего отца и зовут? — продолжал уговаривать парень. — Это ж наш знакомый из района.

Но Коля продолжал рваться наружу.

— Ну раз не понимаешь, тогда, как хочешь, — сказал вожатый и отошел к дому.

Мужчины опять перенесли раненого в машину, уложили на мягкую подстилку и подняли борт.

— Я еду наверху, — забираясь в кузов, сказал Кузьма. — А ты, Егор, садись в кабину. Смотрите с Сергеем, чтоб не трясло.

Грузовик фыркнул, попятился и, делая круг, пополз к дороге. Мальчишки перешли к другой стене. Прижавшись лбами к бревнам, долго провожали глазами трепетавшее перед автомобилем пятнышко света, и когда оно исчезло, отползли в сторону и, опечаленные, примолкли. Коля до рассвета пролежал у стены, горестно всхлипывая и шурша сеном.