Валентин Башмаков - За Синь-хребтом, в медвежьем царстве, или Приключения Петьки Луковкина в Уссурийской тайге

Узнав, что мальчишки решили открыть залежи ископаемых, Лян взялся помогать им — сводил к ближайшей каменной осыпи, показал яму с глиной. Но по-настоящему камнями не заинтересовался.

— Охотнику они зачем? — сказал мальчишка. — Это городским да геологам нужно. Нашем поселке геологов целый отряд…

Возвратились с рыбалки уже в сумерки. Голодные и продрогшие, поскорее сварили уху, поели и полезли на нары. А как только оказались на нарах, откуда-то сразу навалился сон. Петька, правда, пробовал было противиться, хотел рассказать что-то Ляну, но не успел. За стеной, как и вчера, гулял ночной ветер, ревели и ухали звери, а он себе посвистывал носом и до утра даже не перевернулся с боку на бок.

На следующее утро по плану, составленному и обсужденному заранее, беглецы под руководством Ляна должны были разыскать дорогу на пасеку, а потом перевалить через ближнюю сопку и заняться геологическими исследованиями. Однако этот план так планом и остался.

Под утро Петьке пригрезилось, будто он уже космонавт, Герой Советского Союза, и находится не где-нибудь в лесной избушке, а на настоящем большом космодроме. Над головой сияет солнце, справа и слева — бетонированные посадочные площадки, а сам Петр Степанович Луковкин похаживает вокруг корабля «Восход-300», примеривает космический шлем и только посвистывает: через час отправление на Юпитер! От такой картины радостно стало даже во сне. По потом тут же охватил и страх: вверху что-то зарычало, загудело, и в небе огромной птицей мелькнул звездолет. Машина сделала несколько кругов и ни с того ни с сего ринулась не к посадочной полосе, а прямо на корабль «Восход-3000». Вот она уже в какой-нибудь сотне метров. Еще секунда, миг — и все разлетится вдребезги!

Петька в ужасе закричал, рванулся и, шлепнувшись на землю… проснулся.

Никакого космодрома в действительности, конечно, не было. Знаменитый космонавт Луковкин, скатившись с нар, сидел на полу и держался за ушибленное колено. Испуганный Коля, свесив ноги с топчана, тер глаза, а Ляна нигде не было.

Вокруг творилось что-то странное и непонятное. Домишко дрожал, посуда на столе звякала. В раскрытую дверь вместе с ветром и пылью врывались какие-то щепки, клочки шерсти.

И вдруг, как по волшебству, все смолкло. Тишина такая, что стало больно ушам. А из-за порога в тишине голос Ляна:

— Вертолет! Приехал отец!

Петька в последние дни ко всяким сюрпризам и подвохам уже привык. Обвались небо или залей тайгу море, он, наверно, пожал бы только плечами и сказал, что так надо. Но тут… Он опрометью выскочил за дверь и замер от удивления. На поляне, в каких-нибудь тридцати метрах, стоял вертолет. Машина только что опустилась и еще покачивалась на амортизаторах. Винт ее медленно проворачивался, а освещенные солнцем стекла горели, как жар.

Дверь вертолета сразу же отворилась, и на землю полетели рулоны толя, связка оконных навесов, какие-то пакеты. Потом, придерживая большой ящик со стеклом, осторожно спустились пожилой удэге и молодой русский парень. Не торопясь сошел одетый в кожаную куртку пилот.

Отец Ляна прилетел не из удэгейского поселка, а прямо из города, где покупал строительные материалы и инструменты.

Лян помог перетащить в амбар груз, проводил всех в избушку, схватился за чайник. Петька же и Коля, пользуясь тем, что на них не обращают внимания, прилипли к вертолету. Да и как было не осмотреть это чудо техники? Как не потрогать тугие резиновые катки, обтянутый парусиной винт?

Еще больше удивительных вещей обнаружилось внутри машины. В помещении для пассажиров к стенам были прикреплены откидные сиденья, над ними блестели круглые, как пароходные иллюминаторы, окошки. На полу, накрытые брезентом, громоздились железные трубы, а рядом с ними на переборке горели красным какие-то цифры и стрелки. Коля хотел присесть, чтобы рассмотреть их поближе, но Петька дернул его за руку.

— Да брось ты картинки! Гляди вот! Видал?

Он стоял у кабины пилотов и от восхищения не решался перевести дух. Чего-чего только не было здесь! Горячие лучи утреннего солнца, свободно проходя сквозь стеклянный купол, ярко освещали кабину, дробились в никелированной оправе приборов, зайчиками дрожали на полу. Руки так и чесались потрогать разные кнопки и повертеть рычажки. Тут же, в кабине, было два пилотских кресла, и перед каждым на металлической тумбочке торчала похожая на мотоциклетную рукоятка.