Кирстен Бойе - Как Тренк стал рыцарем

– Миа-Мина! – прошептал Тренк. – Перестань реветь! Я знаю, что мне делать!

По другую сторону от крошечной кучки углей, которые уже еле тлели, вздохнула во сне мать на мешке, набитом соломой. Ты ведь догадываешься, что у бедных крестьян в те времена не было ни настоящей кровати, ни постели. Но если человек много работал целый день и вечером чуть не падал от усталости, тогда он крепко спал и на старом мешке.

– Ничего ты не знаешь! – сердито прошептала Миа-Мина. – Просто ты хочешь меня успокоить! Раз ничего не поделаешь, что тут тогда говорить?

– Кое-что можно сделать! – воскликнул Тренк так громко, что едва не разбудил мать. Но, к счастью, не разбудил. Потому что это было бы совершенно некстати. – Крепостным родился, крепостным умрёшь, ты крепостной на всю жизнь! Да, так говорят! Но есть и другая поговорка: «Городской воздух делает свободным!»

– Городской воздух делает свободным! – с трепетом прошептала Миа-Мина. Она уже слышала эту поговорку. Она означала, что крепостной крестьянин, убежавший от своего господина в город, становился свободным, если господин не находил его в течение года.

– Я пойду в город! – прошептал Тренк. – И возьму с собой Хрюнчика! Так будет лучше. Я не хочу, чтобы его съел наш рыцарь!

Миа-Мина неожиданно разволновалась.

– Совсем один? – спросила она. – Ты пойдёшь совсем один, Тренк? Неужели ты не боишься, что по дороге тебя съест страшный дракон?

В те времена ходило много историй об огнедышащем драконе, который жил в окрестных лесах. Люди говорили, что у него из ноздрей вырывалось пламя и поднималось до самого неба.

– Не-е, не боюсь! – ответил Тренк, хотя сам испугался. Надо сказать, что про дракона он как-то не подумал. – Пускай только попробует!

– Что же ты будешь делать в городе, Тренк? – спросила Миа-Мина. – Ведь ты ещё маленький!

– Маленький, но сильный! – заявил Тренк. Он знал это точно, потому что поднимал даже тяжёлые мешки с зерном и сдвинул с места вола, когда тот заупрямился и не хотел идти. Тренк изо всех сил толкнул его в зад, и вол пошёл дальше. – А если всё будет в порядке, я заберу вас к себе, и мы заживём лучше всех! Хей-ха-хо-хе! Тогда никто не посмеет называть нашего отца Хауг Тысяча Ударов!

– Нет, Хауг Тысяча Ударов это и вправду неприятно, – прошептала Миа-Мина. – Тренк, и ты станешь богатым? Построишь для нас дом? Наш собственный дом, который будет принадлежать нам, а не господину рыцарю?

Тренк всё-таки побаивался, ведь он никогда не был в городе и не знал, как там жили люди и чем он будет там заниматься, как заработает на пропитание и одежду, да ещё на корм поросёночку. Ведь он был ещё маленький мальчик, не забывай. Но ему не хотелось пугать сестрёнку.

– Там видно будет, – храбро заявил он. – Когда-нибудь я увезу вас в город, и тогда больше никто не посмеет отца и пальцем тронуть.

– И нашего поросёночка они не съедят, – добавила Миа-Мина. – Ой, Тренк, какой ты храбрый!

– Да, точно! – подтвердил Тренк и обрадовался, что из голоса сестрёнки пропала дрожь. – Когда проснёшься утром, не рассказывай никому о том, что я задумал. Иначе господин рыцарь вышлет в погоню своих воинов на лошадях. Они поймают меня и бросят в подземелье замка. А маму крепко поцелуй от меня и скажи, что всё будет хорошо.

Тут он намотал на руку верёвку, на которой они водили поросёнка, и сильно дёрнул, потому что маленький лентяй никак не понимал, зачем ему просыпаться среди ночи и куда-то идти, когда в это время он всегда спит крепким сном. Но Тренк, конечно, был сильнее, и поросёнок, недовольно хрюкая, поплёлся за ним.

Мальчик вышел из дома в звёздную ночь. Дорога белела под лунным светом и звала вперёд, на север, туда, где находился город, о котором Тренк так много слышал и где хотел найти своё счастье.

Но всё получилось совершенно иначе.

Не знаю, доводилось ли тебе когда-нибудь отправляться в путь ночью при лунном свете. Вообще, это жутковато, особенно если ты ещё мальчишка и к тому же почти совсем один.

Тренк не прошёл и ста шагов, как ему ужасно захотелось вернуться в пропахшую дымом родную лачугу и лечь спать на соломенный матрас. И кто знает, если бы он не вспомнил о рыданиях матери и печали сестрёнки, о том, что отец проведёт ночь в холодном подземелье, что их милого Хрюнчика зажарят в замке, то, может, он и вернулся бы домой.