Кирстен Бойе - Как Тренк стал рыцарем

– Ну и ну! – удивлённо произнёс Хауг, услышав стук. – Что за поздний гость к нам пожаловал?

– Сейчас я открою! – воскликнула Миа-Мина.

Только не думай, что эта девочка была такой воспитанной и услужливой! Просто ей надоело помешивать похлёбку в висевшем на цепях над очагом котле и смотреть на сморщенные кусочки прошлогодней репы, которые плавали в воде, – весь ужин бедняков. При этом у неё так громко и грозно урчал живот, что с непривычки можно было испугаться.

– В этом нет необходимости, – раздался усталый мужской голос, и в потоке света, который струился сквозь низкий дверной проём, вся семья увидела, как управляющий, слегка смущаясь, отогнал палкой поросёнка, который безуспешно обшаривал своим маленьким розовым пятачком глиняный пол в поисках чего-нибудь съедобного. – Прошу прощения за вторжение, Хауг Тысяча Ударов, но я опять вынужден забрать тебя в замок.

Скорее всего, ты не знаешь, кто такой управляющий, и поэтому не понимаешь, почему мать Тренка испуганно схватилась за голову, а сестрёнка тихонько взвизгнула (совсем как поросёнок), и почему Тренк сжал кулаки. Лишь его отец покорно встал с табурета.

– Раз уж так получилось, значит, так тому и быть, – сказал он со вздохом. – Не надо извиняться, управляющий, коли ничего нельзя изменить.

Такой вот управляющий работал в те времена на своего феодала и рыцаря. Он уводил в замок всех крестьян, которые отдавали рыцарю недостаточно много зерна, капусты и репы, свинины или гусей. Там над ними вершили суд и чаще всего приговаривали к порке кнутом, если только хозяину замка не приходило в голову другое наказание, более мягкое, что случалось, к сожалению, нечасто. Наверняка и тогда встречались добрые и милосердные феодалы, которые хорошо относились к крепостным и редко подвергали их порке. Но рыцарь Вертольт Лютый, на земле которого жил отец Тренка, уж точно был не из их числа.

– Ох беда, ох беда! – в отчаянии причитала мать Тренка. – Хауг, ты опять не заплатил оброк?

Управляющий сокрушённо кивнул, и было заметно, что он не очень охотно выполняет свои обязанности.

– Как и раньше, – буркнул он. – Как каждый год.

– Где ничего нет, и отдать ничего нельзя! – возразил Хауг и сунул ноги в деревянные башмаки-пантины, хотя было лето, и он, как и все жители деревни, ходил босой, потому что пантины надо было беречь к зиме. Но ведь не мог же он явиться к своему господину с грязными босыми ногами. – Если наш господин рыцарь…

– Да хранит его Господь! – с благоговением воскликнула мать Тренка и почтительно присела в книксене.

– …если наш господин рыцарь не понимает, что он дал мне скудный, каменистый и бесплодный клочок земли и урожая с него не хватает даже на то, чтобы прокормить мою семью, – сказал Хауг, – если он не понимает, что мы и так голодаем и что у нас не найдётся даже обглоданной куриной косточки, которую мы могли бы отдать ему как оброк…

– …тогда наш господин рыцарь старый усатый дурак! – воскликнула сестрёнка Тренка и тут же прикрыла себе ладонью рот. Ведь если её слова дойдут до ушей хозяина замка, то, как ты, конечно, понимаешь, на следующий день не только её отца будут пороть кнутом.

Но управляющий был хороший человек. Он без охоты выполнял свою суровую работу и всякий раз стыдился, когда ему приходилось вести бедного крестьянина к рыцарю.

– Я не слышал, что сейчас сказала девочка, – вздохнул он. – Ведь у деток тихие голоса. Но ты, Хауг Тысяча Ударов, всё равно пойдёшь со мной. Впрочем, я могу немного подождать, если твоя жена захочет собрать тебе в дорогу еды. Потому что подземелье в замке холодное и пустое, кормить там не кормят. Да ты и сам уже знаешь.

– Еды? Откуда её взять-то, милый? – сердито отозвалась мать Тренка. – Господин управляющий ведь видит, что у нас нет ни крошки!

Управляющий заглянул в котёл, висевший над огнём, в котором всё ещё тихо бурлила водянистая похлёбка, и снова вздохнул.

– Ну, как знаете, мне всё равно. – Он пожал плечами.

Хауг уже стоял возле двери.

– Ничего, переживём! – заявил он. – Ещё одна порция кнута меня не убьёт. Если господин рыцарь…

– Да хранит его Господь! – снова воскликнула мать Тренка и почтительно присела в книксене.

– …и на этот раз выберет для порки то же место, что и в прошлом году, мне вообще это не повредит. На моём седалище давно уже образовались мозоли.