Энн Файн - Дневник кота-убийцы. Все истории

Вот лежит он на каменном полу, весь такой красивый, аккуратно натянутый, белый и — ну да — пустой.

Готовый к употреблению, так сказать.

Наверное, я просто задумался о чём-то, когда наступил на тюбик синей краски — по ошибке, — перед тем как пройти через холст к калитке.

И всякий может оступиться на тюбике с красной краской, если поспешит назад, учуяв рыбный запах из мусорного бака.

И разве это преступление — поскользнуться на тюбике с жёлтой? Ведь когда бросаешься за бабочкой, ничего уже не видишь вокруг. Я же не нарочно.

И уж точно нельзя винить мой хвост за то, что он макнулся в зелёную краску и волочился за мной, пока я в волнении метался по холсту, недоумевая, откуда столько разноцветных клякс.

А что, сочно-красочно. Бодрит. Ново-модерново.

Миссис Будущая-Великая-Художница, однако, отнюдь не обрадовалась.

— Новый холст, только что натянутый! Полностью загублен! Что за мазня, а! А я-то собиралась написать прекрасный закат над озером среди холмов, заросших лютиками!

Элли за меня вступилась.

— Таффи не нарочно. Он просто первым нарисовал твой рисунок.

Я поглядел на своё творчество. Элли права. Любите закаты? Вот вам пожалуйста — жирная красная полоса. Хотите озеро? На здоровье! Вот вам синяя клякса. Лютики? А это что, по-вашему? Да-да, вот эти жёлтые брызги по всей картине. Среди холмов? Так за чем же дело стало? Уж чего-чего, а зелёной краски здесь тонны.

Я одарил нашу Живописицу надменным взглядом. «Это не мазня, — говорил взгляд. — Это и есть настоящее искусство».

И Элли была явно со мной солидарна. Она молчала, пока миссис Пикассо не оживила жестяного мертвяка и не отбыла на свои курсы. (Бдыф! Крлы-крлы! Х@%№*%$! Шмяк! Чпок! Апчхи!) Но потом сказала отцу:

— Мне по правде нравится. Можно повесить её на стену?

Вообще-то он должен был бы проявить чуть больше такта. Но он всё ещё злился на миледи за то, что та предпочла живопись урокам «Как слепить машину из груды ржавых железок». А ещё он экономит на всём, вплоть до гвоздей. А над диваном уже вбит гвоздь. Поэтому он взял и повесил мою картину на место женушкиной.

Элли любовалась ею, в восторге прижав руки к груди. (Надо отдать ей должное — девчонка хоть и плакса невозможная, но преданный друг.)

— Я назову её «Буйство красоты», — сказала она.

Я оглядел свою первую живописную работу критическим взглядом. Не уверен насчёт «красоты», но «буйство» мне понравилось.

Да. Именно буйство. Класс.

Миссис Умелые Ручки вернулась домой с тремя уродливыми, бесформенными комками сухой грязи.

(Я не шучу. Комья высохшей грязи, полые внутри. Цвета детской неожиданности.)

— У меня не было холста, — объяснила она. (Холодный взгляд в мою сторону.) — Пришлось пойти на гончарное дело.

Гончарное дело?

Это где горшки лепят? Ночные горшки — вот что ей по уму, если желаете знать мнение талантливого котика, автора работы «Буйство красоты».

Я толкнул один вздутый ком лапой.

Ай-яй-яй! Он рассыпался на мелкие осколки, не успев даже удариться о землю.

— Таффи! — сказала она. — Ну как ты мог! Сперва извазюкал чистый холст, а теперь разбил самую красивую цветочную вазу.

Красивая цветочная ваза? Я вас умоляа-а-аю! Ни капельки не красивая. Это грязь со дна болота. И если что-нибудь упадёт в глубины этой кривобокой, в горбах и ямах, тары, его оттуда уже не выцарапаешь.

Она осторожно поставила две оставшиеся вазы на полку.

— Ну вот, — сказала она. — Отсюда даже Таффи не сможет их сбросить.

Крошечный совет: не бросайте вызов котам. Мне пришлось приложить некоторые усилия. (Я был не в лучшей форме.) Но в конце-то концов… В конце концов мне всё же представился случай запрыгнуть на полку.

Те две вазы оказались ещё страшнее первой, по чистой случайности упавшей на пол. Все в натёках — как спереди, так и сзади. А у одной снизу на днище было что-то наподобие бородавки, и из-за этого вся ваза раскачивалась, чуть только её тронешь.

Ой!

Рад был бы вам сообщить, что она разлетелась на тысячи осколков. (Это бы здорово прозвучало, очень поэтично.) Но бока у неё были такой толщины, что развалилась она всего-то на две части.

Ну ничего. Не судите меня строго. Она же всё-таки разбилась.

Уже минус две.

Осталась одна.

Оказывается, не только мне не нравились эти уродицы. Оказывается, не я один мечтал от них избавиться. На следующее утро иду себе как обычно в гостиную и обнаруживаю папу Элли на диване рядом с моим солнечным пятном.