Сергей Иванов: Исчезнувшие зеркала

Таким вот был и Алёшка Пряников. Родители даже острили: как, мол, там наш потомок, в каком расположении духа — зонт брать или не надо?

Ко второй половине дня погода улыбнулась. Ветер подул, тучи за какие-нибудь двадцать минут прохудились, расползлись. Из особенно крупной дыры вывалился громадный сноп солнца, ещё будто расширив эту рваную неровную прореху. А потом уж пошло дело — светило до самого вечера, и всю ночь было звёздно.

Но в этот раз хорошая погода нисколько не улучшила Алёшкиного настроения. Он был, как футбольный мяч, из которого неосторожно выпустили воздух — вялый какой-то, сморщенный.

Тане позвонил — никто не отвечает, ШП позвонил — бабка его говорит: ушёл… В принципе тридцатого августа народ уже съехался — весь класс. Однако звонить Алёшке никому не хотелось. Никому… А может, точнее было бы сказать, что некому.

Ведь это лишь с Таней да с ШП он был такой учёный, ясным солнцем пропечённый, а с другими ребятами — просто второгодник, «жиртрест», большой, а без гармошки…

И самое ужасное, это всё была правда! Раньше, даже всего несколько дней назад, Алёшка про себя мог говорить: «Да мало ли, что вы хдм думаете, у меня не сегодня завтра контакт будет кое с кем из кое-какого летательного аппарата». Теперь, если глядеть в глаза суровой правде, он действительно оказывался «жир-тресина», действительно «большой, а без гармошки», глупый, пустой мальчишка-переросток! Врал про знакомство с космонавтами, а никакого знакомства нет. Да и никаких космонавтов нет!

Иногда ему приходила мысль, что, может, всё-таки стоит свистнуть, будто они временно покинули данный район Вселенной.

«Чего-чего?» — непонятливо переспросит ШП.

И Алёшка не спеша объяснит ему, что такое Солнечная система, и каким она районом во Вселенной является, и какие у кочующих инопланетян могут быть совершенно разные интересы… Но себе-то уж теперь не соврёшь: ведь четвёртый класс, неудобно!

В книге про эти все Алёшкины невесёлые мысли, про все его мучения прочитаешь один раз, и кончено, начинается разговор о чём-нибудь другом. В жизни, к сожалению, не так. Человеческие мысли — такое уж неправильное устройство запрятано у нас в мозгу, — человеческие мысли ползут по кругу. Особенно неприятные! До конца додумал, они опять начинаются.

Вот и Алёшка всё бродил да бродил по заколдованному кругу своих обид на самого себя. И просто неизвестно, сколько бы так он промучился — может, до вечера, а может, и ещё дольше, но вдруг… До чего же это хорошее слово — ВДРУГ! В книжках оно обычно самое интересное, да и в жизни, пожалуй, тоже.

Вдруг в дверь позвонили. Динь-динь-динь… Звоночки короткие, странные, словно палец, нажимавший на кнопку, был то ли слишком слабый, то ли слишком мягкий. Это Алёшка потом сообразил, когда стал вспоминать всё по порядку. А тогда он лишь встрепенулся душой, крикнул Альбине:

— Это ко мне! — и побежал открывать.

На лестничной площадке было пусто. Только лифт закрыл двери и с обычной своей медлительностью пополз вниз. Балуются, что ли? Шутники-надомники!

Алёшка собирался уж пробежать по лестнице четыре этажа вниз — путь невелик — и поглядеть на этого дурачка, но тут случилось «второе вдруг».

Вдруг он увидел конверт, неизвестно как висящий прямо у него на двери. Потом-то Алёшка понял, что конверт был просто приклеен чем-то очень похожим на свежее крыжовниковое варенье. Но в те секунды Алёшке было не до этих кулинарных тонкостей. Его поразила странная надпись на конверте: «алиКСеюпрЯнекоВу».

Итак, он не побежал за медлительной Лифтиной, о чём потом сильно пожалел. Но это потом, а пока нетвёрдой рукой Алёшка распечатал конверт — странный какой-то клок бумаги. На косё-бокё надпись. Кстати, напечатана на машинке: «Зажгиогонь вотьме-

сигодня».

Чего-чего?..

Алёшка думал, ШП задаст ему этот глуповатый вопрос, а получилось, что сам он его себе задал! Чего-чего?!

«Зажги огонь во тьме сегодня» — вот как прочитывалась эта странная надпись.

Огонь? Какой огонь? Алёшка повертел бумажку — что за непонятный клок такой? Заглянул на другую сторону. И его как током ударило… Его, правду сказать, никогда током не ударяло, но несколько раз он про это читал в книжках: когда герой чем-нибудь невероятно поразится, то почти обязательно напишут про этот ток. И Алёшка тоже так про себя сказал, потому что не было времени ничего поумней придумать, тут только бы в живых остаться!

А дело в том, что на обратной стороне этой странной бумажки-записки он увидел… до ужаса знакомое ему очертание созвездия Большая Медведица: четыре звезды — как бы бадейка, три звезды вверх — как бы ручка… И тут Алёшка сообразил в страшном волнении, что это не простая бумажка, а медведица, сидящая медведица.