Ксения Сергеева - Пустогрань [litres]

– Закрыл. – Маячник устало потер ладони о щеки.

– Она справилась?

– Я видел колибри.

Муська озадаченно посмотрела на Тень, тот выдохнул и, подняв девочку, двинулся к лифту. Маячник неожиданно улыбнулся.

– Что смотришь? Часто видела колибри на полюсе?!

– Я и полюс на чердаке не часто вижу.

Тень уже вызвал лифт и укладывал Маричку на сиденье.

– Нужно поторапливаться. Она замерзла и очень устала.

Муська бросила взгляд в окно. Огромные полупрозрачные силуэты духов медленно и неслышно двигались, они уходили так же неторопливо, как и пришли, не оставляя следов. Только воздух за их спинами становился прозрачнее.

Маричка полулежала на диване в квартире Петровского, до самого горла укутанная в плед. Ее еще мелко знобило, но вторая уже чашка горячего чая, поданная услужливым Гансом, делала свое дело. Ей пока запрещали даже говорить и строго смотрели на нее, когда она открывала рот. Впрочем, Маричка была за это благодарна: она страшно устала, и даже глотки чая давались ей с трудом.

Долгое время все, чем были заняты обитатели квартиры, – это смотрели на неторопливо уходящих духов. Один за другим хранители городских домов покидали район. Они размывались горизонтом и казались всего лишь сном. Тень несколько раз выходил в коридор. Возвращаясь, он ограничивался кивком, но все понимали, что дом приходит в стабильность: лестницы больше не текут, окна не меняют цвет и форму, пол не вращается, а двери подъездов снова наполняются магнитной тягой.

Маричка смотрела на чемодан. Его атласное нутро опустело, теперь в нем бродили крошки-цыгане, кое-кто из них уже возводил там палатку. На вопросительный взгляд Марички Василий Петрович покачал головой: мол, расскажет, но не сейчас. Маричка кивнула. Она со слабой улыбкой наблюдала, как Марк-Марионеточник деловито плетет салфетку, сидя в кресле. Что-то в его осанке поменялось, будто плечи чуть опустились, расслабились. Он иногда поглядывал на Маричку, но тут же отводил глаза. Маячник шушукался с Тенью, провожая духов города взглядом. Оба смотрели в окно и, наверное, уже прокладывали какие-то еще маршруты. Муська спала, свернувшись черным клубком на коленях у Марички. Деловито шурша, то скрывался на кухне, то появлялся Ганс. Он успел украдкой шепнуть Маричке, что Сонника доставили домой, а Хижак почему-то унес с собой все вилки. Баба Зина подсказывала неугомонным цыганам, как надежнее закрепить колышки, а Петровский все смотрел и смотрел на Маричку, пока она не согрелась окончательно и не заснула.

Маричка проснулась с полчаса назад. Все это время ее снова поили чаем и укутывали, пока баба Зина наконец не присела на край дивана и не попросила девочку рассказать, что же все-таки случилось на чердаке. Слова поначалу не давались Маричке, как будто она молчала век, но ей самой было так интересно произошедшее, что рассказать о нем хотелось как можно быстрее. Конечно, чтобы потом услышать ответы на вопросы. Ее никто не перебивал и ничего не спрашивал, все только переглядывались друг с другом, а цыгане покачивали головами и что-то бормотали, наверное, повторяли, чтобы заучить историю для новой песни. Маричка завершила рассказ последним глотком чая и отрицательно покачала головой на вопросительный кивок Ганса1236: нет, чая с нее достаточно на следующие несколько лет. Василий Петрович покачал головой:

– Выходит, Пустота не всевластна. Она только выстраивает непреодолимый барьер между тем, что не может уничтожить, и порабощенным. Граница так прочна, что разрушить ее способна только живая душа… Маячник говорил, что видел в снегу колибри…

– Они вырвались следом за мной. Но рядом с тем мальчиком была только одна. Он так плакал оттого, что она умерла. И оттого, что умерли все, кого он любил. И я чувствовала, как ему больно и страшно. И как к нему подбирается Пустота, как она уже рвется из него самого, как он радуется ей, потому что ему больше не будет больно, никогда-никогда… А потом он был другим, и птичка рядом была жива…

– Птичка, что ты видела первой, была мертвой душой, которая уже не способна справиться с Пустотой, я уверен. Но ты пробила трещину в грани, появилось воспоминание о еще живой душе-колибри, оно и подсказало тебе обратиться к нашим силам.

– Получается, и у Охотников есть душа?!

– У всех она есть. – Василий Петрович поднялся со стула и прошелся по комнате. – И способна к возрождению, как оказалось. Стоит только маленькой девочке разбить в кровь костяшки.